Темный пульсар

Ворота с глухим стуком захлопнулись, отрезав меня от уютного мира «Светлого». Мира, за который я пролил столько крови. И как они, живущие моим наследием, за это мне заплатили? Выбросили, как ненужную вещь, сделали изгоем. «Что ж, – мрачно подумал я, – пусть это останется на вашей совести, я не буду мстить, всё равно хотел уйти из лагеря, где всё напоминает о прошлом. Решили объявить на меня охоту? Так это ещё вопрос: кто охотник, а кто жертва. Сам я никого убивать не хочу, разве что Мулу воздам по заслугам, но, если кто из вас явится по мою душу, пеняйте на себя. Око за око, таков закон!»

Тихая трель КПК прервала мои размышления. Сперва я хотел выбросить мини-комп в куст бузины, что рос недалеко от дороги, но потом решил посмотреть, кто пишет, – вдруг что толковое пришло, а избавиться от палма никогда не поздно. Сообщение прислал Семакин. Наверное, один из немногих в Зоне, кто всегда рад был меня видеть.

Я решил заглянуть в научный городок, пополнить там запасы провизии, воды и боеприпасов. Раз для меня теперь на все сталкерские базы дорога была закрыта, оставалось торговать только с учёными. Эти-то на меня зуб не точили.

Семакин написал, что выявил причину изменений в Зоне. Оказывается, не я тому был виной, а какой-то «чёрный тюльпан» в Ржавом лесу. Вроде как этот деструктив генерировал разные виды излучений, под действием которых менялась генетическая структура монстров, физические свойства аномалий и артефактов. Эти же излучения являлись источником скачкообразных расширений Зоны, да и на силу и мощь выбросов тоже как-то влияли. Толком проф так ничего и не написал – сложно в короткое сообщение научный труд запихать. «Ничего, – решил я, – встретимся, он мне подробнее объяснит, если надо на пальцах покажет. Уж я от него не отстану, пока он не скажет мне, как эту дрянь уничтожить. У меня с этим «тюльпаном» кровные счёты, теперь я знаю, что явилось первопричиной гибели Насти и моих друзей».

Я ускорил шаг. Шурша жухлой травой, добрался до пригорка с тремя соснами на вершине и свернул к уходящей за горизонт линии ЛЭП. Возле железной мачты гнил остов старого автобуса, в ста метрах левее, прямо посреди заболоченной низинки, вросла в землю длинная бетонная труба. Я знал, что внутри неё находится один из немногих безопасных пространственных пузырей в Зоне. Выход из этой аномалии открывался как раз неподалёку от научного городка.

Под ногами зачавкала сырая земля. Болотистая почва налипла на подошву таким толстым слоем, что стало трудно идти. Я остановился, чтобы заготовленной заранее палкой хоть немного счистить с обуви грязь. Пока удалял липучие остатки гниющей растительности с одной ноги, другая по щиколотку ушла во вспухающую пузырями жижу. Пришлось постараться, чтобы освободить ногу из сочно хлюпающей ловушки. Больше я решил не испытывать судьбу, и, когда с трескучим шорохом вломился в растущие перед трубой камыши, мои армейские ботинки напоминали безразмерные валенки – так много на них налипло чёрной вонючей дряни.

Пузырь радужной плёнкой переливался почти в самом конце трубы. Оставляя за собой неопрятные следы, я добрался до аномалии и едва ли не со вздохом облегчения ввалился в неё.

Переход занял доли секунды, это как из одной комнаты уйти в другую: ещё недавно я находился в тёмном чреве бетонного сегмента канализационного коллектора, как вдруг оказался на поле, недалеко от увала с тощим перелеском на гребне. Резкая перемена освещения ненадолго дезориентировала меня, так что я не сразу среагировал на новую опасность. Только привычка стрелять на слух спасла от неминуемой беды.

Услышав сбоку оглушительный рык, я мгновенно присел. Автомат будто сам скользнул в руки из-за спины, планка предохранителя с щелчком ушла в положение автоматического огня, а указательный палец лёг на спусковой крючок. «Калаш» заговорил лающими очередями.

Противником оказался молодой сушильщик. Пущенные вслепую пули оторвали ему щупальца и так разворотили нижнюю часть головы, что она превратилась в сплошное кровавое месиво.

К счастью, родичи дохлого кровопийцы находились на склоне длинного холма и были заняты стычкой со сворой дирижёра. В свите мутанта-псионика осталось всего лишь три истерично визжащих пучеглазки. Остальные слуги – с десяток «слепышей» и два мутохряка – покоились в траве, зияя глубокими ранами на боках.

Один из сушильщиков, рыча, подскочил к ближайшей мутосвинье, замахнулся когтистой лапой и начисто снёс ей башку.

Товарки погибшей ещё громче заверещали, но, ведомые чужой волей, бесстрашно бросились на второго монстра. Тот выглядел не очень хорошо: перебитая в локте рука плетью волочилась по земле, а из разодранного бедра торчал обломок кости. Тем не менее монстр самостоятельно ковылял, вернее, пытался прыгать на одной ноге. Замысел дирижёра провалился: недавний убийца мутосвиньи бросился на выручку раненому собрату и, словно вихрь, разметал остальных мутантов.