Де Пейн в душе восхитился хитроумием коронера. Ему не требовался легион соглядатаев, достаточно было торговцев, ремесленников, членов городских цехов — тех, кто прекрасно знал, что творится на его улице и мог опознать чужака, особенно если такого ему заранее описывали. Гастанг преисполнился решимости выяснить, кто таков на самом деле Парменио и чем он здесь занимается. Все приготовились долго ждать. Жена бакалейщика увела детей в спальню. Внизу, на улице, возникали в свете фонарей и снова пропадали чьи-то тени. Орали коты. Промчалась по улице огромная свинья, вырвавшаяся из загона, за нею гнался мясник с собаками. Прогремела по булыжникам тюремная телега, к которой был привязан кто-то из нарушителей закона. В дверях трактира «Спасение души» стали появляться люди, вышел в круг света и Парменио. Немного постоял, огляделся украдкой и, скользнув вбок, растворился в темноте. Через минуту-другую вышел и приказчик Гилберт, он проворно перебежал улицу и вскочил в дверь хозяйского дома. Взлетел вверх по лестнице и, запыхавшись, рухнул на табурет. Он тут же стал торопливо рассказывать о том, что сумел увидеть. Де Пейн не понимал ни слова, но монетку парню дал. Гастанг выслушал сообщение, потом отвел рыцаря в сторонку.
— Похоже, Парменио говорил с каким-то венецианцем. Гилберт потом кое-кого расспросил. Купеческий корабль из Венеции стоит у причала в Куинсхайте, уйдет с утренним приливом. Парменио и его гость сидели в углу зала. Они обменялись запечатанными грамотами. Генуэзец выглядел растерянным, встревоженным, но вот о чем они говорили, — коронер скривился, — этого мы не знаем.
— А что венецианец?
— У них, Эдмунд, самые быстрые корабли. Он ведут торговлю с Палестиной и с иными краями. А Парменио уже не впервые встречается с такого рода чужаками. Несомненно, кто-то шлет ему письма из Палестины, а он отвечает на эти письма. С чего бы это? — Коронер отвернулся.
Он поблагодарил бакалейщика и вывел де Пейна из дома в темноту. Но вместо того чтобы возвращаться в центр города, Гастанг повел свой отряд через лабиринт вонючих переулков и проулочков, представлявших собою просто щели, окутанные непроглядной темнотой; лишь изредка пробивалась из-под ставней узенькая полоска света, да нет-нет и перебегал впереди дорогу какой-нибудь прохожий с фонарем или просто с прикрытой колпачком свечой в руке. Де Пейн одной рукой сжимал рукоять меча, другой зажимал ноздри из-за нестерпимого зловония и краем глаза улавливал то одну, то другую смутную фигуру, появлявшуюся на перекрестке и тут же пропадавшую в кромешной тьме. Открылась дверь одного дома, вышла женщина, за ней вынесли похоронные носилки, на которых лежал прикрытый дерюгой труп, и эта маленькая процессия удалилась в ночь, пройдя мимо людей коронера. Внезапно раздался громкий голос:
— Гастанг со своими приставами! Идут, идут!
— Внимание!
— Всем быть наготове! — Этот крик, затихая, понесся в темноту.
— Ночная стража, — прошептал Гастанг.
С треском распахнулась одна дверь, какая-то оборванка высунулась оттуда и вылила на улицу содержимое горшка. Де Пейн заглянул внутрь и невольно вздрогнул от крайнего удивления. Он успел бросить лишь мимолётный взгляд, дверь тут же захлопнулась снова, но за ней, оказывается, шел пир горой: расставленные квадратом столы ломились от разнообразных горячих мясных блюд, ваз с фруктами, кувшинов, графинов и кубков. Все это было буквально залито светом множества ярких свечей. Сидящие за столом мужчины и женщины, все в ярких нарядах, ели и пили, поднимая кубки в честь занимавшего почетное место в центре человека в белых одеждах; черные волосы его венчала деревянная корона.
— Это банкет нищих, — прошептал Гастанг. — В нашем городе и не такое можно увидеть.
Они выбрались наконец из лабиринта переулков и вышли на небольшой пустырь, посеребренный луной. Вдалеке, на его противоположном конце, мигал высоко в воздухе фонарь, будто один из маяков.
— Там тоже мои люди, — объяснил Гастанг. — Охраняют находку. Тебе надо взглянуть на нее, Эдмунд, — я уверен, что это дело рук Уокина.
Они прошли через пустырь. То там, то здесь де Пейн мельком видел развалины домов. Гастанг объяснил ему, что этот квартал к северу от Уотлинга вначале был опустошён пожаром, а затем полностью разрушен при нападении на Лондон вражеских сил во время недавней войны. Место это поневоле навевало ужас: иссохшие деревья тянули вверх голые, лишенные листвы ветви, за ноги цеплялся низкий колючий кустарник, а в темноте таились глубокие ямы и рытвины. Когда порыв ветра немного рассеял туман, де Пейн разглядел заброшенную церковь, к которой они приближались. Ухали совы, зловещую тишину нарушали взмахи крыльев этих призрачных птиц, летевших низко над кустами в поисках мелких грызунов, которые в страхе удирали сквозь заросли папоротника. Где-то далеко в городе раздались удары церковного колокола, словно били в набат.
— Это в церкви Святого Власия на Вересковой пустоши, — негромко сказал Гастанг.