— Думаю, она снова приняла слишком много тех таблеток. Она не встает с постели, а когда я пытаюсь рассказать ей о Мэтью, она просто смотрит на меня. Он, наконец-то, перестал нуждаться в памперсах, и я так им горжусь, но она ничего ему не говорит. Если она даже и берет его на руки, то так сильно сжимает, что он начинает плакать.
— Я должен кое о чем спросить тебя, Джекс, — сказал дядя Тайлер. — Очень важно, чтобы ты сказала мне правду. Твоя мама больна большую часть времени, и ты вынуждена заботиться о Мэтью, следить за домом, ходить в школу. Я подумал, что мог бы переехать сюда, чтобы немного помочь тебе.
Глаза Джексон загорелись.
— Переехать к нам? Как?
— Я мог бы жениться на твоей матери и стать твоим отцом. Не как Мэтт, естественно, а как твой отчим. Думаю, это поможет твоей матери, да и я буду рад находиться рядом с тобой и маленьким Мэтью. Но, если этого захочешь ты, сладенькая. В противном случае, я даже не буду заводить об этом разговор с Ребеккой.
Джексон улыбнулась ему.
— Именно поэтому вы принесли цветы, да? Вы думаете, она действительно захочет этого? Есть шанс?
— Думаю, что смогу убедить ее. Единственный раз, когда ты получила перерыв от этого, это когда я взял тебя на наши тренировки. Ты становишься довольно хорошим стрелком.
—
Книга была полна загадок и прекрасно подходила для этой штормовой ночи. Ветки дерева царапали оконное стекло, а по крыше тяжело барабанил дождь. Когда она в первый раз услышала шум, то подумала, что это шутки ее воображения, потому что книга была очень пугающей. Она замерла, а ее сердце бешено заколотилось. Он вновь принялся за это. Она знала. Как можно тише она слезла с кровати и открыла дверь.
Звуки, доносившиеся из спальни ее матери, были приглушенными, но она все равно их слышала. Ее мать рыдала, умоляла. Затем раздался характерный звук, который Джексон хорошо знала. Сколько она себя помнила, она всегда посещала занятия по каратэ. И знала, что означает этот звук — что кто-то получил удар кулаком. Она побежала по коридору к комнате своего брата, чтобы вначале проверить его. И испытала облегчение, увидев, что он спит. Когда Тайлер находился в таком состоянии, она всегда прятала от него Мэтью. Создавалось ощущение, что в эти моменты он ненавидит мальчика. Его глаза становились холодными и злыми, когда останавливались на ребенке, особенно когда Мэтью начинал плакать. Тайлер не любил, когда кто-нибудь плакал, а Мэтью был еще довольно маленьким, чтобы плакать даже от маленькой царапины или от воображаемой боли. Или каждый раз, когда Тайлер смотрел на него.
Сделав глубокий вдох, Джексон замерла перед дверью в спальню матери. Ей трудно было поверить, что Тайлер может так вести себя с ее матерью и Мэтью. Она любила Тайлера. Она всегда любила его. Он проводил часы, тренируя Джексон, словно она была солдатом, и все в ней отзывалось на физическую подготовку. Ей нравились курсы, которые он разрабатывал, чтобы развивать ее. Она могла взобраться на самые невероятные скалы и за рекордно-короткое время проскользнуть по крошечному туннелю. Она была в своей стихии во многих областях: от стрельбы из оружия до рукопашного боя. Теперь она даже могла выследить Тайлера, то есть сделать то, на что многие из его окружения не способны. Этим она гордилась больше всего. Тайлер, казалось, всегда был доволен ею, относясь к ней с теплом и любовью. Она верила, что и ее семью Тайлер любит с той же силой и защищающей верностью, как и ее. Теперь же она находилась в смятении, страстно желая, чтобы ее мать была человеком, с которым она могла поговорить, обдумать все. Джексон начала понимать, что за очарованием ее отчима скрывалась его потребность контролировать свой мир и все в нем. Ребекка и Мэтью не соответствовали его стандартам, какими они должны быть, и он заставлял их жестоко расплачиваться за это.
Джексон глубоко вздохнула и слегка толкнула дверь, приоткрывая. Она стояла совершенно тихо, так, как и учил ее делать Тайлер во время опасности. Тайлер прижимал ее мать к стене, одной рукой сжимая ее горло. Глаза Ребекки были огромными и расширенными от ужаса.