Темпорама "Бой в июне" (СИ)

Кузнечик замахал рукой. Унтерштурмфюрер, пригладив волосы, выбрался из "хорьха".

- Guten tag, Erwin, - сказала женщина, подойдя.

- Guten tag, frau Ebert, - херр Сломак легко прикоснулся губами к запястью поднятой руки. - Wie geht es ihnen?

- Ich habe heute nicht gut geschlafen, - пожаловалась на плохой сон женщина.

- Und wie obersturmbannf"uhrer?

- Oh, er hat in anderen zimmer geschlafen.

Они отошли за капот.

- Willi! - Максимиллиан выбрался наружу и затоптался вокруг кузнечика. - Hast du schon eis gegessen? (Ты не хочешь мороженого?)

- Nein, - качнул головой кузнечик, - kehle. Ich habe heisse milch getrunken.

- Hu! - Максимиллиан сморщился. - Aber kann deine mutter uns mit eiscreme f"uttern?

- Ja, sp"ater, - кивнул Вилли.

- Sp"ater! - передразнил Максимиллиан кузнечика и махнул рукой сидящим в салоне Лёшке с Димкой. - Komm! Hier entlang, kleine sklaven.

- Выходим? - тихо спросил Димка.

- Слышал же, - ответил Лёшка.

Увидев, как они выбираются с сиденья, унтерштурмфюрер прервал разговор с фрау Эберт и решительно шагнул к дверце.

- Wohin? Куда? - недовольно произнёс он.

- Museum wurde er"offnet, - сказал ему Максимиллиан.

- Was?

Унтерштурмфюрер обернулся.

Высокие резные двери музея бесшумно ползли в стороны, ловя скупой солнечный свет латунными вставками.

Публика вокруг статуи и на ступеньках у колонн пришла в движение. Прокашлял, проговорил что-то, запинаясь, громкоговоритель на столбе. Взмыл в небо отпущенный невнимательной детской рукой воздушный шар.

Из глубины здания тем временем пророс стрекот, какой Димка слышал однажды в комнате, где десять женщин стучали по клавишам печатных машинок, а в расширяющемся проёме, полном яркого электрического света, словно сама по себе возникла сухая, высокая фигура во фрачной паре и цилиндре.

- Willkommen, meine herren und damen! - произнесла она.

Публика, смеясь и раскланиваясь, потянулась к дверям.

- Eingang ist eine reichsmarke. Kinder - kostenlos! - перед тем, как пропасть, объявила фигура.

- Nun...

Унтерштурмфюрер пересчитал детей по головам.

- Also, Дитмар, Алекс, - он навис над приютскими, - отвечаете мне за Макса и Вилли. Вам понятно?

- Да, - сказал Димка.

Лёшка, помедлив, кивнул.

- Во всём их слушайтесь, - унтерштурмфюрер тряхнул Лёшку за рукав, - но не давайте совершать глупости. Накажут не их, накажут вас. Alles!

Он выпрямился.

- Laufen! (Бежим!) - тут же крикнул Максимиллиан, забегая на ступеньки. - Alex, folgen sie mir! (Алекс, за мной!)

- Zu befehl! - откликнулся Лёшка и поспешил за тем, кого обязан был оберегать.

- Nein, wir gehen langsam, - сказал Вилли, беря Димкину ладонь в свою. Его лоб исказила напряжённая морщинка. - Как тфой приют, жизнь?

- Gut, - сказал Димка, шагая со ступеньки на ступеньку.

- Ты понять?

- Да.

- Я немного учить русский, - гордо заявил Вилли.

- Dritte saal! - крикнул им унтерштурмфюрер.

Димка оглянулся. Что-то рассказывая, херр Сломак вёл фрау Эберт под ручку, но они ещё только-только подходили по ступенькам к колоннам.

Каменные полы в музее были натерты и светились отраженным светом от хрустальных люстр, подвешенных под высоким потолком. В дверях всех встречал портрет фюрера в полный рост в золотой раме, висели полотна со свастикой, и надо было сворачивать по указателям, чтобы найти нужный зал.

Ни Максимиллиана, ни Лёшки видно не было. У портрета фотографировалась девочка в воздушном розовом платье. Ей захлопали, когда она прочитала патриотический стишок ("Mein F"uhrer ist mein Gott...") и положила букет роз на специальную подставку.

- Grossartig! Wunderbar!

В первом зале стояли тумбы и постаменты со стеклянными колпаками. Тумб было много, они шли в два ряда вдоль зала по центру, предъявляя посетителям глиняные поделки, черепки, плохо отёсанные камни и инструменты. Постаменты же, обозначенные бархатными лентами и латунными столбиками ограждения, располагались у стен, и восковые композиции на них рассказывали о жизни и быте первых ариев.

От собравшейся у костра семьи посетитель переходил к косматым охотникам в шкурах, напряженно высматривающим стадо похожих на оленей рогатых животных, а затем становился свидетелем кровавой стычки с диким племенем. На Димку особенное впечатление произвёл застывший в высоком прыжке охотник, замахнувшийся каменным топором на лежащего, приподнявшегося на локте врага. Выражение лица у охотника было свирепое, глаза блестели, большой рот раскрывался в торжествующем крике. Приглядевшись, правда, можно было заметить, что висит он на тонких проволочках, выкрашенных в цвет деревьев, стоящих на заднем фоне, но всё равно казалось, что достаточно отвернуться, и за спиной под опустившимся топором тут же раздастся треск черепа.

Вилли дёрнул Димку.

- Hu! Unsinn, - сказал он. - Gehen wir weiter!

- Jawohl, - вздохнул Димка.

Они пронырнули между сходящимися юбками двух женщин.

- О, - произнёс кто-то, отступая и, видимо, цепляясь взглядом за нашитые на Димкиной куртке цифры, - kleine untermensch.

- Gerhard, sei nachsichtig, - ответили говорившему. - Dieses kind...

Дальше Димка не слышал.