Темпорама "Бой в июне" (СИ)

Унтерштурмфюрер выжал сцепление, и "Хорьх" покатил с площади. Димка заметил, как в одном из окон мелькнула женская фигура. Следила она за автомобилем или просто выглянула на улицу, было не понятно.

- О, Alex, - Максимиллиан притянул Лёшку к себе. - Ich habe dich vermisst (Я соскучился).

Он ущипнул его.

- Ich bin gl"ucklich, - ответил Лёшка, украдкой потирая место щипка.

- Und du? - смешно вздымая белёсые брови, спросил Максимиллиан Димку.

- Я тоже gl"ucklich, - торопливо произнёс тот, но щипка миновать не сумел.

Пальцы Максимиллиана стиснули кожу сквозь тонкую бумажную ткань штанов.

- Gut.

Димка со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Так отец делал, когда слушал сводки Информбюро. Мрачнел и дышал сквозь зубы. Но это всё было ничего, можно потерпеть. Подумаешь, щипок. Пальцы у гада здоровые, крепкие, но до трости фрау Доггель им далеко. Вот когда "на кровь" или "на опыты" вывозят, там и не захочешь - закричишь. Иногда после уколов горишь, как в огне, и всего трясёт.

А тут - поездка в музей.

Можно потерпеть, можно даже спеть Максимиллиану под неуклюжие взмахи руками его любимую "Эрику".

- Auf der Heide bl"uht ein kleines Bl"umelein...

"Хорьх" прошуршал шинами по центральной улице и притормозил, пропуская грузовые тентованные "опели", бронетранспортёр и несколько мотоциклов с колясками. Замыкал колонну чёрный штабной автомобиль.

- На Молотов, - повернувшись, сказал мальчишкам унтерштурмфюрер. - Думаю, к началу лета мы выйдем к Свердловску.

- Und h"ange alle Kommunisten auf! - сказал Максимиллиан.

- Ja, nat"urlich.

Напоминание о том, что коммунистов необходимо вешать, скоро нашло подтверждение в виде виселицы перед зданием горсовета. Они словно специально проехали мимо неё медленно, чтобы Димка и Лёшка могли увидеть висящую в петле женщину со свёрнутой набок шеей. Лицо у неё было завешено волосами, и у Димки дёрнулось сердце, когда он подумал, что это могла бы быть мама.

- Und wo ist Willi? - спросил унтерштурмфюрера Максимиллиан, который не удостоил виселицу вниманием.

- Ждёт нас в кафе.

- Ich will eiscreme (Я хочу мороженого), - заявил Максимиллиан.

- Nach dem museum (После музея), - ответил унтерштурмфюрер.

- Nein. Ich will jetzt!

- Nein.

Максимиллиан засопел. Он лягнул сначала Лёшку, а потом, протянув руку через его голову, дёрнул Димку за волосы.

- Sag es ihm! (Скажи ему!) - потребовал он.

- Ай! - сказал Димка.

Максимиллиан дёрнул ещё раз.

- Sag es!

- Херр унтерштурмфюрер, - проныл Димка, - Максимиллиан хочет мороженого сейчас. Он сказал, чтобы я вам сказал.

Унтерштурмфюрер расхохотался.

- Oh, Max, gut gemacht! Aber russen werden hier nicht helfen. Das ist befehl deines vaters (Хорошая попытка! Но русские тебе здесь не помогут. Это указание твоего отца).

Максимиллиан надулся.

- Mein vater ist ein narr!

"Хорьх" остановился. Унтерштурмфюрер вышел из автомобиля и, открыв дверцу, выволок из салона Максимиллиана. Лицо его было мрачным. Димке с Лёшкой не было слышно, что он выговаривал маленькому немцу, отведя его в сторону, но в конце речи тот топнул ногой и тут же получил в ответ хлёсткую пощёчину.

- Наверное, за то, что отца дураком назвал, - предположил Димка.

- Они тут все придурки, - сказал Лёшка. - Я бы его вообще не кормил.

- Тогда его к нам в приют надо.

Лёшка фыркнул.

- Он бы всех защипал.

- И фрау Доггель? - удивился Димка.

- И Ганса-повара!

Димке сделалось смешно, потому что он представил, как Максимиллиан бегает за толстым, неповоротливым поваром среди кастрюль и кричит: "Ich habe dich vermisst!". Ну, соскучился, разве такое не бывает!

Впрочем, Димкина весёлость испарилась, едва унтерштурмфюрер появился в поле зрения.

- Setz dich, - сказал он Максимиллиану.

Тот требовательно протянул руки к Лёшке с Димкой.

- Hilfe!

Они втащили его в салон. Конечно, никакого слова благодарности не прозвучало. Наоборот, усевшись, Максимиллиан в отместку выволочке от унтерштурмфюрера несколько раз ткнул ближнего к нему Лёшку локтем.

Короткий остаток пути все молчали.

У длинного белого здания с колоннами унтерштурмфюрер остановил "хорьх". Широкую улицу украшали рейхс-флаги, клумбы у здания темнели прорыхленной землей, гипсовая статуя фюрера вздымала руку в приветственном жесте.

На ступенях, у статуи, у жаровен с колбасками, несмотря на холодную весеннюю погоду, толклась публика. Здесь были и офицеры, и женщины, и дети. Отдельными группами по десять-двенадцать человек стояли солдаты, видимо, свезённые на экскурсию.

Музей был ещё закрыт.

- Мы рано, - сказал унтерштурмфюрер, - но это ничего. Темпорамы второй день как запустили, а, видите, сколько народу. Вон, кстати, Вилли.

Через улицу к автомобилю шла невысокая плотная женщина в кожаном плаще, шёлковый платок на её голове пестрел цветочным узором. Тонконогий мальчишка лет восьми, руку которого она держала в своей ладони, доставал ей макушкой до плеча и походил на кузнечика. Он был в зелёных штанах, зелёном мундирчике и скакал между мелкими лужами, умудряясь едва ли не обежать женщину кругом.

- Willi!- закричал Максимиллиан, наваливаясь на дверцу.