– Получилось? – Её голос был слаб и бесцветен.
– Что-то есть, но вполне возможно, это ошибка. Мне нужно всё проверить.
Она улыбнулась и почему-то показалась ему много старше. На какое-то мгновенье в ней проявилось что-то материнское, ласковое, всеобъемлющее. Но он моргнул и всё пропало. Напротив, неудобно скукожившись в кресле, всё так же сидела худенькая и измождённая девушка с синюшными пятнами под глазами.
– Разве это напоминает вам какую-нибудь специю?
– Нет. Но ничего…
– Это время, которого ещё нет. Время предвидения. Я в этом уверена.
– Возможно, – осторожно сказал он, неожиданно успокаиваясь. Аппарат можно отремонтировать. Это не займёт много времени. А то, что получилось сегодня, нужно поскорее запаковать в капсулу, чтобы изучить позже. После Энтуры. – Сейчас мы поместим это в капсулу.
– Не надо, пусть ещё полежит там. Оно так красиво светится.
Господин кулинар встревоженно повернул голову. Действительно, от приёмной чаши струилось приятное сияние. Значит, что-то пошло не так. Специя испаряется. Если эксперимент прошёл удачно и там то, что они хотели получить, значит, в лабораторию просачивается… что же? Несуществующее время? Овеществлённое будущее? Но такого просто не может быть! В любом случае это нужно остановить.
– Нужно срочно изолировать! – Он вскочил, собираясь включить генераторы поля.
– Нет! Сядьте! – Негромкий приказ обрушился на него, лишая сил, отбрасывая назад.
– Перестаньте командовать! – крикнул, но самое страшное было в том, что он не мог встать. И голос Этьена с пугливой интонацией вдруг чиркнул в памяти: «они нелюди». Ему стало не по себе. – Я здесь решаю, что делать.
Она покачала головой.
– Вы не имеете на это права. Вы преступник, господин кулинар.
– Что? Да как вы смеете?! Ваши привилегии ещё не повод, чтобы…
– Я бы могла показать вам, что вы делаете со вселенной, когда создаёте эти дурацкие специи. Как в агонии корчатся и рыдают звёзды. Как стонет от боли небо. Как плачет земля. Но разве вы поймёте? Вы бесчувственный и страшный человек. Вам хочется расковырять в мироздании дыру и выдирать оттуда куски. И ради чего? Ради игры в науку?
– Это всё слова, милая Джульетта. Поэзия, если хотите.
– Я пришла, чтобы остановить вас.
Он усмехнулся.
– Убить хотите? Но на моё место встанет другой. Прогресс не остановить.
– Нет, смерть ничего не решит, господин кулинар, – очень серьёзно сказала она, будто и вправду думала о такой возможности.
– Тогда как? Как вы остановите меня? – Он снова и снова безуспешно пытался вскочить, но лишь царапал ногтями подлокотники кресла.
– Знаете, что в том предвидении? – Она просветлённо смотрела на него, не замечая или не желая замечать его борьбу с собственным телом.
– Понятия не имею, – очередная попытка закончилась судорогой где-то под рёбрами, от чего господина кулинара мучительно скрючило. – Прекратите издеваться надо мной.
– Это не я. У меня тоже нет сил встать.
– Вы опять лжёте.
– Опять? – Она расстроилась до слёз. – Зачем вы так?
– Тогда, может, объясните, что происходит?
– Это время. Несуществующее время с иным будущим сливается с этим миром.
– Что? – От нелепости происходящего у него едкой спазмой скрутило желудок.
– Да, – она устало улыбнулась. – Я заглянула на два часа вперёд. Но это был другой мир. Там никогда не делали таких специй. Там никогда не было «Амадеуса». Там кулинария так и не стала наукой.
Господин кулинар в ужасе посмотрел на «Амадеуса». Сияние усилилось. Силуэт аппарата почти пропал в нём, побледнел, местами становясь прозрачным.
– Ты хоть понимаешь, глупая девчонка, что ты наделала?
– Я исправляю ваши ошибки, господин кулинар.
– Ты убьёшь нас всех. – Он уже не пытался встать, а лишь смотрел на приближающееся ничто.
Сияние разрасталось, тянуло зыбкие щупальца во все стороны. Стены уже пропадали, таяли тонкими льдинками. А на месте «Амадеуса» пульсировало за тонкой радужной перепонкой что-то большое, шумное, готовое вот-вот её прорвать, хлынуть, поглощая всё вокруг.
– Нет. Будущее станет настоящим, несуществующее обретёт плоть, только и всего, – она улыбнулась, светло, ободряюще. – Не бойтесь.
Щупальце света дотянулось до ботинка господина кулинара, омыло, стирая дорогую замшу, сквозь которую явственно проступили пальцы на ноге. И тогда он закричал…
… – Да что ж ты делаешь, урод криворукий! – Георг орал на поварёнка, прыгая на одной ноге. Ушибленные пальцы болели невыносимо. – Куда тебе было велено поставить крышку котла? Я тебя спрашиваю?
Поварёнок, хлипкий мальчишка с вытаращенными от ужаса глазами, молчал, вытянувшись и прижав руки к бокам, не смея отвести взгляд от перекошенного лица шеф-повара. Его тщедушное тело яростно содрогалось в нервной икоте и судорожно всхлипывало.
– Шеф! – В кухню ворвалась администраторша, взволнованно полоская в воздухе пухлыми, ухоженными руками. – Георг! Тебя хочет видеть посетительница. Она из этих, как их, из энтуриан. Иди скорее.
– Брысь, – прошипел поварёнку.
Того тут же сдуло ветром вместе со злосчастной крышкой.