Тэмуджин. Книга 1

– Да, – мать тяжело вздохнула и жалостливо посмотрела на него. – Теперь Даритай-отчигин[41] будет считаться наследником твоего отца.

– Нет! – запальчиво крикнул Тэмуджин. – Я наследник Есугея-багатура и никому не отдам его знамя!

Оэлун, опешив, молча смотрела на сына.

– Нам бы теперь себя сохранить, – наконец заговорила она, пытаясь образумить его. – А там и без знамени можно прожить…

– Нет! – Тэмуджин громко скрипнул зубами, оскалив клыки. – Замуж ты не пойдешь. Знамя будет у меня. Остальное пусть забирают. Это мое слово.

– Что ты говоришь! – Оэлун с широко открытыми глазами возмущенно смотрела на него. – А с чем вы потом будете жить? Ведь только так мы сможем сохранить наши стада… у вас будет хоть какое-то имущество. Без этого вы пропадете!

– Я сказал свое слово.

Тэмуджин встал и вышел из юрты. Мать горестным взглядом смотрела на упавший за ним полог.

Утром Оэлун оделась в лучшие свои одежды, велела пригнать с пастбища ее белого иноходца. Уложив в кожаную суму подарки: кусок серого китайского шелка, три куска чая и мужскую выдровую шапку, она поехала к деду Тодоену.

Вернулась в полдень. Привезла мешочек сушеных плодов южных деревьев, который тут же схватили младшие и убежали делить. Тэмуджин, сидя у очага, ждал ее слов. Мать Оэлун сняла верхний шелковый халат, высокую соболью шапку и, одев свою простую, войлочную, села за стол.

– Дед Тодоен одобряет твое решение… – наконец, устало вымолвила она. – Видно, ты становишься взрослым мужчиной. А я постарела и ничего уже не понимаю. Теперь ты сам решай, что нам делать дальше.

Тэмуджин переживал одновременно два противоположных чувства: и распирающую грудь радость и гордость оттого, что поступил по-мужски, что его одобрил сам дед Тодоен, и холодящую нутро боязнь перед будущим, когда надо будет принимать решения, в которых легко можно поскользнуться и стать виновником гибели своей семьи. Не зная, что сказать, он молчал.

– Дед Тодоен совсем плох, – мать смотрела на него понимающими, жалостливыми глазами. – Он уже собрался вслед за твоим отцом. Если с нами что-то случится, он уже не поможет.

У Тэмуджина тяжелым комом надавило в груди, с саднящей тоской он подумал: «Как же мне быть? Кто меня теперь научит?.. – беспомощно посмотрел на онгоны и мысленно горячо взмолился им: – О духи предков, вы одни можете мне помочь, ведите же меня верным путем, не дайте ошибиться…»

VIII

Мэнлиг, начальник охранной сотни Есугея, происходил из небольшого рода хонхотан и имел сильные шаманские корни. С обеих сторон, отцовской и материнской, среди предков его были могущественные заарины[42], умевшие оборачиваться волками и медведями, вызывать грозы и молнии. Во время племенных молебствий они на глазах у народа пронизывали себя ножами и мечами, отрезали себе головы, пугая маленьких детей, а ночами летали к звездам на собрания небожителей, добираясь до самого Небесного шва[43], где жила богиня-праматерь Манзан Гурмэ. Но, как бы ни были сильны их предки, ни отец его, ни сам Мэнлиг не получили шаманского посвящения. Еще дед его, последний в роду большой шаман, сказал: «Нечего ходить в слугах у зааринов, если не имеете дара, идите в воины».

Той же весной Есугей-нойон уходил в кереитский поход и по степи пронесся его клич: «Кто желает себе славы и добычи, идите со мной!». Шестнадцатилетний Мэнлиг не раздумывая надел свои доспехи и сел на коня.

Хотя он и не стал шаманом, все же он знал немало уловок и ухищрений, которыми пользовались посвященные. Он умел мысленно запутать разум человека и ввести его в смятение и этим часто пользовался в сражениях. Оружием он к тем годам овладел неплохо и обычно не пользовался щитом. С топором в одной руке и коротким мечом в другой он выходил на врага, неуловимо поворачиваясь и подныривая, он безошибочно уклонялся от ударов, вплотную подбирался к противнику с уязвимой стороны и одним коротким движением отправлял его к праотцам.

Есугей-нойон заметил его искусство и после похода оставил его в своей охранной сотне. На учениях Мэнлиг выделялся умением заранее угадать замыслы противника и приготовить для него хитрые ловушки, чем приводил в восторг даже старейшин, обычно скупых на похвалу и щедрых на брань. И когда ушел старый начальник охранной сотни, на место его Есугей поставил Мэнлига.

Взяв власть над сотней, тот завел свои порядки, удалил пожилых, набрав вместо них юношей, своих ровесников. Ежедневно занимаясь с нукерами где-нибудь в безлюдных местах, он передавал им свои умения и хитрости, приоткрывая им даже некоторые из шаманских тайн.

В короткое время он сделал сотню лучшей во всем племени монголов, что бросалось в глаза соплеменникам на войсковых смотрах и звериных облавах. Есугей, хотя и ни словом не обмолвился в похвалу своей сотне, будто не замечал ее достоинства, внутренне гордился ею и высоко ценил самого Мэнлига.