Тэмуджин. Книга 2

– Встань и возьмись за дело.

Тот с готовностью схватил бурдюк и бросился к воде.

– Сядь, – досадливо сказал Тэмуджин и с отвращением повернулся в сторону.

Раб послушно сел, шмыгнув носом, виновато глядя в землю.

* * *

Прошло больше месяца с того дня, как Тэмуджин попал в плен к Таргудаю, когда тот был еще на осеннем стойбище.

На второй день после того, как похоронили Бэктэра, к ним нагрянули тайчиутские воины. Хасар, первым увидев их на нижней опушке, схватился за лук и стал отстреливаться. Искусно втыкая стрелы прямо под ноги нукерам Таргудая, он отогнал их в заросли. Те в ответ не стреляли, а только крикнули из-за кустов, что им нужен один лишь Тэмуджин – на суд старейшин за убийство брата Бэктэра.

Тэмуджин воспользовался замешательством врагов: схватил в охапку свое оружие, сорвал со стены отцовское знамя и скрылся в кустах. Он перебрался в горное ущелье, приготовленное ими для укрытия от врагов, и просидел там девять дней, обсасывая по утрам росу с трав и листочков, откапывая водянистые горьковатые корни, от которых не было сытости, но голод заглушался болью в животе. Узкую горловину ущелья между двумя скалами он держал под прицелом, и нукеры Таргудая, не решаясь войти туда, сторожили его снаружи.

Он вышел из своей западни на девятый день, когда от голода у него начала кружиться голова и ему стало тяжело подниматься на ноги. Перед этим он надежно спрятал свое знамя, положив его в узкую расщелину скалы и прикрыв снаружи мхом. А вынес он с собой оттуда одну истину, которую раньше ни от кого не слышал: у воина в юрте рядом с оружием всегда наготове должен висеть мешок с запасом еды на несколько дней.

Нукеры Таргудая встретили его без злобы, без насмешек, а наоборот, с каким-то удивленным уважением к его мужскому норову и непокорности. Старший из них, пожилой воин по имени Унэгэн, даже согласился полдня подождать, пока мать Оэлун отпоит сына горячим супом и оденет в дорогу.

Первое, о чем догадался Тэмуджин, сидя в ущелье и обдумывая свое положение, было то, что раз Таргудай не велел своим нукерам трогать их семью и требует его одного, значит, тайчиутский нойон не решается уничтожить их явно. «Если бы он не боялся, то эти его нукеры перебили бы нас тут всех и ушли… – думал он, – а раз не делают этого, значит, Таргудай боится предков на небе и богов… пока лишь хочет поймать и пленить, чтобы держать у себя на виду».

Поняв это, Тэмуджин тут же почувствовал освежающее облегчение на душе, его оставил гнетущий страх – смерть оказалась не так близко, как он подумал вначале, а раз так, то всегда есть возможность ее обойти, обмануть.

Решив одно, он взялся в уме за второе, что не давало ему покоя: как Таргудай узнал об убийстве Бэктэра? Он подолгу раздумывал над этим, сидя в колючих зарослях своего убежища, снова и снова возвращался к этому, вспоминал, как изменилось поведение покойного брата после его последней поездки неизвестно куда. И Тэмуджин, наконец, додумался до той неизбежной истины, без которой нельзя было все происшедшее объяснить: между Таргудаем и Бэктэром что-то было. А быть мог только разговор с глазу на глаз, в котором они о чем-то договорились и Бэктэр заручился его поддержкой против него. Без этого Бэктэр не осмелел бы вдруг так резко и явно, не такое было у него нутро. И Тэмуджин с ужасом начал понимать, что в последнее время их стойбище было под присмотром людей Таргудая.

«Неужели Бэктэр сам поехал к Таргудаю, – мучительно гадал он, с трудом превозмогая усталость от тяжелых дум, – или кто-то из нукеров Хутугты и Даритая служит тайчиутам и передал им о том, где мы находимся, а Таргудай потом сам вышел на Бэктэра?..» – И чувствуя, как слабеют мысли, как от бессилья мутится голова, Тэмуджин решил: «Сейчас об этом уже невозможно узнать, но потом, когда я сам взойду на небо и встречусь с Бэктэром, обязательно спрошу у него об этом…»

Перед отъездом, улучив время, он шепнул матери, чтобы она сразу же обратились за помощью к хамниганам, чтобы с их помощью уйти с этой поляны и скрыться в горах от соплеменников.

Другое, что его в последнее время беспокоило – было поведение шамана Кокэчу. Тот перестал показываться с той самой поры, когда приезжал к ним еще в начале прошлой зимы, в первый день после их кочевки на Бурхан-Халдун. Тэмуджин с того времени не раз вспоминал его, желая спросить совета, и про себя удивлялся, куда он так надолго запропастился. Позже у него появилось подозрение, что тот стал тяготиться дружбой с ним. Подозрение это особенно укрепилось в нем в те дни, когда он сидел в ущелье, запертый нукерами Таргудая, и тогда же он запретил себе больше о нем думать.

Когда Тэмуджина привезли в тайчиутский курень, Таргудай-Хирэлтэг встретил его сурово. Созвал в свою юрту ближних борджигинских нойонов, старейшин из соседних родов и при них обрушился на Тэмуджина с обвинениями. Из киятов среди нойонов сидели Алтан с братьями – застыв лицами, они будто спали с открытыми глазами – и за все время не издали ни звука.