Тэмуджин. Книга 2

– Ты разрушаешь очаг, оставленный тебе отцом Есугеем-багатуром! – кричал Таргудай на стоявшего у двери Тэмуджина. – Ты как дурной телок, который бодает стены юрты! Тебя как бешеную собаку надо держать на привязи, не отпуская, до смерти, а то ты погубишь весь свой род, а потом и за племя возьмешься!..

Тэмуджин слушал его и с облегчением освобождался от последних своих сомнений: теперь его жизни прямо ничто не угрожает, убить его Таргудай просто так уже не сможет – раз огласил все дело перед старейшинами и нойонами племени. Было ясно видно, что тайчиутский нойон хочет взять его под стражу и держать при себе, а сейчас старается доказать народу законность его пленения. Это было не опасно, и Тэмуджин про себя уже улыбался своей судьбе, благодарил своих духов-заянов.

– Сейчас же признай свою вину и поклонись старейшинам и нам, своим дядьям! – кричал ему Таргудай. – Здесь сидят и двоюродные братья твоего отца… Ну!

Тэмуджин не двинулся с места, презрительно покосившись на сыновей Хутулы.

– Вы сами видите, старейшины, – Таргудай, изгибаясь вперед, оглядывая лица сидящих у стен, доказывал его вину. – Еще и человеком не стал, а уже никого не признает здесь за старших. И отец его был такой же заносчивый, а этот каков будет, когда вырастет – даже страшно подумать. Потому я и предлагаю держать его здесь, под моим присмотром, чтобы он и других своих братьев не перебил…

Старейшины и нойоны испытующе смотрели на Тэмуджина.

– Пусть и он что-нибудь скажет, – наконец, промолвил один из старейшин и спросил у него: – Почему ты убил своего брата?

У Таргудая опасливо дрогнули брови, когда он метнул свой напряженный взгляд на Тэмуджина.

– Ну, что скажешь? Ну, говори, говори!..

Тэмуджин выступил вперед, сдержанно поклонился направо и налево. Он был спокоен: еще по дороге сюда у него были приготовлены все слова и теперь он лишь старался держать себя достойно, как имеющий свое знамя и потому равный со всеми.

– Я убил брата Бэктэра за то, что он нарушил закон, – сказал он. – Я остался старшим в своем айле после смерти отца, я держу его знамя, а ослушавшийся старшего что в айле, что в роду или племени подлежит наказанию. По закону я решаю его судьбу, и я решил отправить его к отцу, чтобы отец сам судил его и дал ему наказание. Я не мог поступить иначе, хоть и было мне жалко его временами: имеющий знамя должен пресекать своеволие в своем владении, а то что же это будет, если младшие будут восставать против старших?.. Другого выбора у меня не было.

Сказав свое слово, Тэмуджин еще раз поклонился всем и отступил.

– Так ведь получается, парень прав, – недоуменно развел руками задававший вопрос старейшина. – За что же мы должны его наказывать?

Другие старейшины лишь покачали седыми головами, будто соглашаясь с ним, но голоса свои не подавали, выжидая. Нойоны, угнув головы, не глядя друг на друга, промолчали тоже. Как истуканы замерли дети Хутулы – Тэмуджин пристально смотрел на них, ждал, когда они посмотрят на него.

– Да что же вы это говорите нам, уважаемый Тороголжин-убэгэн? – Таргудай, снова забирая дело в свои руки и уже не уступая его никому, бесцеремонно обратился к старейшине. – Что же это будет, если у нас в каждом айле будут убивать друг друга?.. Да если мы это дело так оставим, через год и без войны половины воинов в племени не досчитаемся. Имея на плечах седую голову, надо ведь и думать, к чему вы тянете народ…

«Он тоже приготовил свои слова, – думал Тэмуджин, внимательно и тревожно вслушиваясь в них. И глядя по лицам нойонов и старейшин, он понял, что Таргудай их заставит склониться на свою сторону: те явно побаивались его. – Будь здесь дед Тодоен, он бы показал этому Таргудаю… Но таких здесь нет…»

Суд признал его виновным. Под едва прикрытые окрики Таргудая все сошлись на том, что он опасен для своих братьев, и присудили его к ношению канги, чтобы не смог убежать, и к тяжелой работе вместе с рабами, чтобы не зазнавался.

– До тех пор, пока не одумается и не повинится перед нами, – сказал Таргудай свое последнее слово.

Нойоны и старейшины скоро разъехались, а через короткое время двое пожилых нукеров повели Тэмуджина в кузню. Их провожала толпа тайчиутских мальчишек, сбежавшихся посмотреть «на взбесившегося сына покойного Есугея-багатура». Идя следом, они смотрели на Тэмуджина будто на пойманного зверя, со счастливыми улыбками на лицах следили за каждым его движением, пересказывали друг другу то, что слышали о нем от взрослых. Тэмуджин шел и делал вид, будто не видит их.

Черный от копоти, въевшейся в жирную потную кожу лица и рук, похожий на старого взъерошенного медведя кузнец подобрал из пыльного хлама в углу своей землянки кангу и надел ему на шею – тяжелую с непривычки – скрепил железные обручи на концах, сильно ударяя молотом по штырям; удары его больно отдавались в плечах Тэмуджина. И тут же повели его обратно.

Таргудай поджидал его, стоя у своей коновязи, заложив руки за спину. Нукеры молча подвели Тэмуджина к нему.