На третий день пути к вечеру кочевья приблизились к Керулену. Кияты привели их на место своей осенней стоянки на северной стороне долины. Огромное скопище борджигинских кочевий раскинулось на небольшом пространстве – благо что скота у них было мало, пастбищ обширных не требовалось. Тут и там широкими кругами запрудились повозки, и люди, забившись в них, стали обживаться. Задымились костры, всадники, разъезжая вокруг, охотились на тарбаганов и дроф, добывая еду, многие ездили на реку, облепив низкие берега, они ловили рыбу, а иные, найдя следы дзеренов, пускались за ними в погоню…
Киятские нойоны, кое-как расположив прибывшие с ними роды, указав им места, где поставить временные стойбища, пересели на свежих лошадей и в тот же день прискакали в айл Джамухи.
Джамуха, уже зная о том, что творится на Ононе, зная, что кияты все уехали туда (Алтан перед отъездом с посыльным сообщил ему обо всем), ждал их с величайшим нетерпением. И когда наконец воин охраны заглянул в юрту и сообщил ему, что прибыли киятские нойоны, он тут же, накинув легкий халат, чуть ли не бегом выскочил наружу.
– Ну что, как вы съездили? – с нетерпением расспрашивал он, подходя к коновязи, вглядываясь в их лица. – Поговорили с народом?
Алтан, Даритай и даже Бури Бухэ (обычно неприязненно хмурый при нем) – все смотрели на него с веселыми улыбками.
– Пятьдесят с лишним тысяч народа привели под твое знамя, – торжественно доложил Алтан. – А войска с ними – больше пятнадцати тысяч.
– А ну, пройдемте в юрту, там поговорим!
Джамуха на этот раз как самых дорогих гостей принимал киятских нойонов. Он тут же велел зарезать молодую овцу и накрыть стол с лучшей едой, с крепкими китайскими винами.
Пока женщины готовили еду, нойоны по-свойски, без церемоний расселись вокруг очага и переговорили обо всем. Алтан подробно рассказал Джамухе о событиях на Ононе, о полном разгроме борджигинских родов, о своих трудах, о том, как они днем и ночью разъезжали по куреням и призывали народ, склоняли, убеждали, грозили… Поименно, сгибая пальцы на обеих руках, он перечислил те роды, которые они привели с собой, заодно называя количество людей и воинов в них.
И, твердо глядя на него, закончил свой рассказ:
– Ну, Джамуха-нойон, пора тебе поднимать ханское знамя!
Джамуха быстро налил всем из медного кувшина вина, высоко поднял свою чашу:
– Ну, мои нагаса, наконец-то пришло наше время.
Поздним вечером, когда потухала заря на западных горах, они, вдоволь набив животы вином и мясом, обговорив до мелочей то, как дальше будут действовать, пришли к заключению: Джамуха сам поговорит с керуленскими нойонами, призовет их встать под его ханское знамя, а киятские нойоны возьмут на себя борджигинов.
На прощание, когда гости, толпясь у коновязи, садились на коней, Джамуха твердо уверял их:
– Знайте, что в моем ханстве вы будете самыми первыми людьми. Я не забуду древнее правило: дядья по матери ближе сородичей по отцу.
– А мы будем держать своих борджигинов в узде. – Алтан, сидя в седле, тряс кулаком. – Пока мы с тобой – они никуда не денутся. А борджигины, сам знаешь, большой вес тебе придадут. Без них какое может быть ханство?..
XIV
Джамуха проснулся рано утром. Голова была свежая, похмелья не чувствовалось, словно не пировал он до ночи с киятскими нойонами. Вспомнил о пришедших к нему борджигинских улусах, и снова счастьем и восторгом заполнилось все у него в груди, он невольно улыбнулся, ощущая прилив теплого, радостного чувства…
«Выходит, и вправду в глазах монголов я теперь большой нойон, могущественный властитель! – торжествующе думал он. – Разве пришла бы ко мне такая уйма народа, если это не так?.. И вот, пятьдесят тысяч людей, пятнадцать тысяч войска вдобавок к моим! Теперь-то уж я первый человек в племени, никто со мной не сравнится…»
От избытка радостных чувств он с силой отбросил одеяло, вскочил, накинув лежавший рядом красный халат, подарок Алтана. Подойдя к бочонку на женской стороне, зачерпнул березовым ковшиком крепкий, бьющий в нос айраг.
Выпив полковша, утолив жажду, он вернулся на место, лег на спину, заложив обе руки под затылок, стал думать.
Еще с предыдущего разговора с Алтаном, когда тот впервые высказал ему мысль о ханстве, Джамуха загорелся душой и решил добиться своего во что бы то ни стало. Алтан тогда объяснил ему положение в племени, подробно разложив все по косточкам, убедил, что дело это вполне достижимое.