«Вон к чему были эти разговоры! Я так и знал! – Тэмуджин, убедившись в правоте своих подозрений, ахнул про себя: – Добычей приехали поживиться. Эти же люди весной ограбили его, обглодали как стервятники и бросили, а теперь не стесняются лезть к нему в долю… Сами-то не пошли в поход, побоялись, наверно, думали, что меркиты не дадутся так легко…»
Бату-Мунхэ дружно поддержали другие. Хя-нойон, за степенным, рассудительным тоном скрывая злую усмешку, выговаривал:
– Ведь ты у нас старший нойон в роду, поставлен самим кереитским ханом, а потому и должен заботиться обо всех.
– А как же иначе! – вторили остальные. – Для чего тогда старший в роду?
– Старший должен поддерживать остальных!
– Делиться – святой обычай…
– Как без этого жить нам?..
Джамуха, от неожиданности опешив и перестав улыбаться, недоуменно смотрел на них. Припертый со всех сторон их взглядами, он растерянно переглянулся с Тэмуджином.
Негромко покашляв в рукав, поправляя голос, он быстро сказал:
– Хорошо, я знаю обычай. Всем дам приличную долю, об этом не беспокойтесь.
Дядья удовлетворенно переглядывались между собой…
– Вот это другое дело!
– Племянник наш хороший человек!
– Уважает своих дядей!
– Такой даст так даст, не будет мелочиться.
– Ясно, что не будет жадничать.
– Он что, баба какая-нибудь?
– Не-ет, наш племянник – мужчина!
– Ха-ха-ха…
До позднего вечера шел пир в айле Джамухи. Опьянев, развеселившись, дядья шумели, наперебой обращаясь к нему с криками похвалы, хохотали, с размаха хлопали его по плечу.
Тэмуджин, искоса поглядывая на анду, замечал, как у того от досады наливалось кровью лицо и набухали скулы. Вынужденный быть в своем доме приветливым со старшими сородичами, анда насильственно улыбался, согласно кивал им.
Улучив время, когда те, отвернувшись, смеялись над чем-то между собой, Джамуха тихонько преклонил голову к Тэмуджину, едва слышно сказал:
– Ненавижу их!..
Тэмуджин просидел с ними до позднего вечера. Глядя на перепивших глупых и жадных людей, чувствуя нестерпимое отвращение к ним, он хотел уйти пораньше, но через силу заставил себя остаться, не желая оставлять с ними анду одного. Лишь когда те один за другим свалились прямо у столов и захрапели, он попрощался с Джамухой и пошел в свой айл.
VIII
На другой день перед полуднем приехали поздравить их нойоны со среднего Керулена – джелаирского, олхонутского, элджигинского и некоторых других родов – всего человек двенадцать. Был с ними и тесть, хонгиратский Дэй-Сэсэн.
На этот раз пригласили гостей в айл Тэмуджина. День стоял ясный, безветренный. Встречали именитых людей у коновязи, принимая у них лошадей и наливая всем по чаше айрага.
Дэй-Сэсэн, сойдя с коня, поздоровавшись с Тэмуджином и Оэлун, едва пригубил из чаши и с дрожащим лицом шагнул к Бортэ, скромно стоявшей за спиной мужа, порывисто обнял ее. Долго стоял, по-медвежьи неуклюже прижав ее к себе, затаив в суженных глазах скупую слезу, гладил по голове. Было видно, что он тяжело перенес весть о том, что дочь захватили меркиты, болел душой за нее.
Наконец он отпустил ее, напоследок поцеловав в голову.
– Слишком поздно я узнал о набеге меркитов, а то бы с вами пошел, – с сожалением сказал он Тэмуджину и, высморкавшись в рукав, признался: – Боялся я, что навсегда потерял свою дочь… Ее-то я любил больше других. Сыновей, бывало, каждый день плетью кормил, а на нее рука не поднималась… Думал, замучают ее меркиты, погубят, а оказалось, что зять мой не такой человек, чтобы просто так отдать жену врагам. Очень я уважаю тебя за это, сынок мой Тэмуджин, ты оказался такой же истинный волк, как и отец твой.
Тэмуджин скромно молчал.
Остальные нойоны стояли толпой и держались весело, беспечно. Они лишь мельком взглянули на расчувствовавшегося Дэй-Сэсэна, понимающе покачали головами и отвернулись, переговариваясь между собой, оглядывая богатый айл Тэмуджина. Один из них, джелаирский Хулан, подошел к огромной, в два алдана шириной, арбе, взятой в добычу у меркитов. Схватившись обеими руками за высокое, в рост человека, колесо, он с силой покачал ее, говоря другим:
– Вот это арба так арба, я давно не видел такой. На такую и юрту можно поставить, ездить, не снимая.
Остальные посмеивались, окружив огромную телегу, сделанную меркитскими умельцами, внимательно разглядывая добротно скованные железные части.
Угощали нойонов у внешнего очага, почти без крепкого, лишь по чаше архи поднесли им, чтобы побрызгать огню и богам. Скоро Тэмуджин пригласил всех в большую юрту. Он нарочно отделил одно от другого – угощение и разговор с нойонами. Разговор же он приготовил непростой.