Скоро из-за холма показался табун лошадей, гонимый всадниками, и стал спускаться в низину. За ним шли коровы, овцы… Позже показались смешанные толпы всадников, бычьи арбы, на которых сидели люди.
Лошадей и скот тут же завернули в сторону, к недалекому броду с многочисленными копытными следами по берегам, а повозки и всадники направились к задымившимся кострам. Пройдя между кострами и приблизившись, люди останавливали повозки, сходили с лошадей и гурьбой направлялись к месту, где сидел под отцовским онгоном Тэмуджин. Шагов за десять они по примеру своих старейшин снимали шапки, падали на колени и трижды кланялись, прикладываясь лбами к земле.
Тэмуджин молча смотрел на них, изредка узнавая по лицам кого-то из стариков, мужчин и подростков, которых он прежде видел в старом курене, а многих и не узнавая. Старейшины подходили к нему, почтительно здоровались, именуя его «Тэмуджин-нойон», и представлялись, называли свои имена. Многие из них были десятниками или сотниками в войсках его деда Бартана и даже прадеда, Хабул-хана. Остальные, пятясь, не смея поворачиваться спиной, шли назад, к повозкам и лошадям и, сворачивая в сторону, проезжали дальше. Люди Тэмуджина вели их дальше – на свободные, еще не заселенные земли улуса.
И тут, когда старейшины, представившись и поприветствовав его, отошли, приблизились рабы Таргудая – те, с которыми он жил в плену. В тот раз, когда Тэмуджин, поговорив с Таргудаем, попросил отдать ему этих рабов, он, не имея времени дожидаться, отъехал, приказав Мэнлигу: «Приведут рабов Таргудая, посади их на коней и пристрой с кем-нибудь из подданных, чтобы добрались до нашего куреня».
И теперь они, прибыв с первым же кочевьем, дождались, когда пройдут старейшины, чтобы подойти к нему.
Впереди шли старый найман Мэрдэг, хоринский Тэгшэ и меркитский Халзан, за ними, скрываясь за их спинами, шла молодая татарка Хун, жениха которой Таргудай принес в жертву восточным богам перед облавной охотой.
Приблизившись и не доходя шагов пятнадцати до него, они пали на колени, склонили головы к земле. Тэмуджин, с радостью узнавая, вскочил и подошел к ним, беря за руку старика Мэрдэга.
– Эй, вы что, не узнали меня? Вставайте! – по-свойски шутливо говорил он им. – Поклонились – и хватит, вы не должны так стоять передо мной, я вам не Таргудай. А ну, Халзан, Тэгшэ, встаньте…
Те поднялись на ноги, смущенно и радостно глядя на него.
– А почему вы вчетвером? Где Хулгана, где Сулэ?
– Хулгану Таргудай убил, еще в прошлом году, – печально ответил Тэгшэ. – Ударил чем-то в голову, то ли каменным светильником, то ли медным кувшином, никто этого не видел, а видели только, что пробил ей череп. Пьяный был, чего-то потребовал, а она не то подала… ну, ты ведь знаешь его. А Сулэ побоялся встречаться с тобой. Когда нам сказали, что мы переходим к тебе, мы все чуть с ума не сошли от счастья, прыгали и ревели от радости, а Сулэ, наоборот, испугался. Смотрим на него, а он весь изменился в лице, дрожит. Потом он пал на колени перед нукером, завопил, мол, скажите Таргудаю-нойону, что хочу у него остаться. Так и остался. Ведь он виноват перед тобой, вот и побоялся встречи.
«У каждого своя доля, – подумал Тэмуджин. – Дважды была у него возможность уйти из рабства, но не захотел… Глупый человек, думал, что я ему отомщу. Да и хорошо, что не пришел. Такие люди мне не нужны».
– Ну что ж, жалко Хулгану, хорошая была она, я бы здесь ее и замуж выдал. Пойдемте, присядем вместе и поговорим.
Он подвел их к своему месту, они сели вокруг костра. Хун села чуть в сторонке. Вся красная от смущения, она опустила взгляд в землю, не осмеливаясь прямо взглянуть на Тэмуджина.
– Вот что я скажу вам. – Тэмуджин оглядел их выжидающие лица. – Судьба крепко связала нас, вы мне помогли выжить в плену и теперь для меня как родные. Отныне вы не рабы, а вольные люди. В моем улусе будете жить как мои лучшие друзья, у вас ни в чем не будет нужды. Но раз вы вольные люди, можете уехать в свои племена. В дорогу я дам все, что нужно: коня, оружие, одежду, еду… Ну, теперь решайте, останетесь у меня или поедете?
Те помолчали, переглядываясь между собой, собираясь с мыслями.
– Я уж поеду, – первым сказал найманский Мэрдэг. – Придет с той стороны какой-нибудь караван, или отсюда кто-то отправится, пристану к ним и поеду. Ты уж прости, Тэмуджин-нойон, мне часто стали сниться мои Алтайские горы, они зовут меня. А пока дождусь случая, могу и в твоем айле пригодиться.
– В моем айле тебе ничего не нужно делать, будешь жить как мой гость, – с улыбкой сказал Тэмуджин. – Перед дорогой отъешься, наберешься сил, ведь путь до Алтая не близок. Но раз ты решил поехать, то уж долго ждать нечего. Я скоро поеду к кереитскому хану, передам тебя ему и попрошу доставить до найманской границы, а там, наверно, не заблудишься.
– Вот и хорошо! – просияло у того лицо. – Что уж говорить, у нойонов длинные руки, не то что у нас. Мне бы только поскорее добраться до своих! Я даже надеюсь живыми застать своих родителей. Мне сорок четыре года, им нет шестидесяти, а ведь бывает, что люди доживают и до семидесяти…