Темза. Священная река

Вот Лондон – чистый, маленький и белый,
Вот Темза светлая среди садов.

Итак, река не только творит сновидения – она возникает внутри них. Эта связь идет из глубокой древности. В искусстве австралийских аборигенов (круговые узоры вальбири) концентрические круги обозначают воду или родник, откуда появляются грезы и куда они возвращаются. Вода и сновидения – единая стихия. Вот почему Джером К. Джером в романе “Трое в одной лодке” пишет о Соннинге, что “в этих местах хорошо мечтать об ушедших днях, об исчезнувших лицах и образах, о вещах, которые могли бы случиться и не случились…” У реки Тернер грезил об античном и мифологическом прошлом, и некоторые его наброски – это своего рода сновидения художника с исчезающими, смутными очертаниями предметов, которые и существуют, и не существуют. В Ричмонде навеки прощаются Дидона и Эней; в Айлворте Порция горюет о расставании с Брутом. По Темзе плывут триремы, на ее берегах стоят замысловатые дворцы. Это – грезы о величии.

Но кто может разграничить склонность к грезам и ясновидение? Вордсворт, очень хорошо понимавший мощь реки, писал в 1790 году близ Ричмонда:

Струись же до скончанья лет,
О Темза, в блеске нежных волн,
Чтоб здесь мечтал другой поэт,
Как я, видений чудных полн![92]

Река, текущая к океану, создала множество визионерских представлений; игра света на воде, мосты через реку (“мосты довольства”) – все это подхлестывает воображение. Река затуманивает сознательное мышление и смывает воспоминания; плеск и движение воды, как некий мягкий наркотик, унимают нашу потребность наблюдать за реальностью. Тут могут возникнуть видения. Вот почему водный поток ассоциируется с возникшим в XX веке понятием подсознательного. Грезит не что иное, как сама вода.

Поразмыслим о природе отражений. Они бросают занятный свет на границу между тенью и предметом. Когда по воде плывет лебедь, кажется, что он удвоен: лебедь и тень некоего другого лебедя. В тихий вечерний час – примерно за полчаса до захода солнца – каждый находящийся на берегу предмет может быть идеально отражен гладкой водой, и это отражение или тень мы зачастую видим более отчетливо, чем предмет, которому образ на воде обязан своим существованием. В эти минуты реальность словно бы переходит из того, что осязаемо, в эфемерное, наделяя его силой; при этом самые что ни на есть обычные предметы становятся незнакомыми и новыми. Словно смотришь на какой-то изменившийся мир. Воду при этом нельзя уподобить зеркалу – она нечто более нежное, более емкое, более манящее. Наделенная глубиной, она погружает в нее предмет, сообщая ему некую идеальную вещественность. Она делает отраженный мир истинным – возможно, более истинным, чем подлинный мир над водой. Отражение в этом смысле реальнее самой реальности. Это может, однако, вызвать замешательство и своего рода головокружение; глядя на перевернутый пейзаж, подспудно боишься попасть в него и затеряться – или оказаться поглощенным глубиной под ним.

Томас Трахерн, поэт и мистик, был настоятелем церкви св. Марии в Теддингтоне и жил там около реки. В стихотворении “Тени на воде”, сочиненном, вероятно, в начале 1670-х, он размышляет о природе речных отражений:

Перевернутые ступни идущих людей
Дали мне случай повстречаться с иным миром.
Хоть и призрачный на первый взгляд,
Этот мир – действительно мир,
Где небеса сияют под нами,
Где земля по воле Божьей
Иной лик являет нам внизу,
Где ступни идущих упираются в наши ступни[93]

.

Река изобилует такими странными примерами спаренных противоположностей. Она поощряет двойничество. Она может также являть собой “мир наоборот” – это старинное выражение обозначает либертарианскую, эгалитаристскую, карнавальную власть низов над верхами. Река – царство свободы во всех ее проявлениях.

Древние курсусы в Лечлейде имеют одну важную особенность. Параллельно небольшому курсусу расположен более крупный комплекс на другой стороне реки – в Баскот-Уике. Похоже на попытку создать спаренное сооружение, в котором Темза играла роль естественной границы. Подобные явления наблюдаются и в других местах на Темзе – например, в Дорчестере, – и их можно рассматривать как любопытные предвестья возникновения “городов-близнецов”, разделенных рекой, – таких, как Стритли и Горинг, Пангборн и Уитчерч, Рединг и Кавершем, Патни и Фулем. Возможно ли, что спаренные города имеют доисторические корни – спаренные земляные сооружения? Не связано ли это с неким атавистическим побуждением. возникающим, когда человек созерцает реку? Не играет ли здесь роль идея двойственности, связанная с природой отражающей воды?