Темза. Священная река

Темза – это во многом река мертвых. Она способна калечить и убивать. Между фигурой лодочника или паромщика на Темзе и фигурой Харона есть, чувствуется, некая связь. В Уоппинге был спуск к реке, получивший название “Лестница мертвеца”; туда из-за каких-то особенностей прилива и течения раз за разом прибивало тела утопленников. Между Айл-оф-Догс и Детфордом есть излучина реки, где труп, двигавшийся к морю, мог задержаться. Тамошний док некогда называли “доком мертвецов” из-за количества тел, найденных при его сооружении. Если разлагающийся труп, миновав эти западни, проплывал мимо берега, именовавшегося Лоуэр-Хоуп (“Нижняя надежда”), то надежды действительно не оставалось. Тело исчезало навсегда. Был, кроме того, “остров мертвецов” близ болота Тейлнесс-Марш в эстуарии, получивший название из-за того, что там хоронили умерших от холеры; трупы поступали с плавучих тюрем, стоявших на якоре поблизости во время наполеоновских войн. Находили там и утопленников не столь давних времен; у одного, согласно показаниям местного лодочника, “из глаз, изо рта, из носа торчали креветки…”

Темза всегда была ненадежной рекой со скрытыми опасными течениями под спокойной поверхностью. Удивительно быстро человека может засосать, затянуть вниз точно невидимыми руками. В районах, примыкающих к старым докам, вода порой возникала перед неосторожным пешеходом внезапно, без причалов и ступенек, и он в испуге отшатывался.

Река во все времена привлекала самоубийц, но некоторые ее участки были особенно популярны. В конце XVIII века француз Пьер-Жан Гроле писал, что берега Темзы для того застроили пристанями и мануфактурами, чтобы отгородить реку от людей, имеющих “природную склонность англичан, и особенно лондонцев, к самоубийству”. А вот недавний пример: молодая женщина специально приехала в Лондон из Парижа, чтобы утопиться в Темзе.

Вода – поистине меланхолическая стихия, рождающая мысли о том, что все преходяще. В ней все растворяется, с ней все уплывает. Она – материал, из которого отчаяние может выстроить себе дом. Проточная вода – постоянный источник покоя и забвения, но что если покой и забвение пожелают сделаться вечными? Что если мечта об уходе, об изоляции сосредоточится на воде как таковой – темной, закручивающейся? Это путь к самоубийству.

Из Средневековья до нас дошло несколько сообщений о самоубийствах в реке. Поскольку такой поступок считался смертным грехом, карающимся адскими муками, самоубийц тогда рассматривали как умалишенных. Например, некая Алиса де Уэйнвик “утопилась в Даугейтской гавани, будучи не в своем уме”. О других утопившихся сказано, что они были “в состоянии помешательства”. Разумеется, для немалого числа средневековых горожан река стала местом последнего упокоения по другим причинам: многих попросту убили и бросили в Темзу. Есть сообщения и о свалившихся в реку пьянчугах.

Многие утопившиеся в Темзе остались безымянными и неоплаканными – для того, может быть, они и выбрали такой способ самоубийства, – но ряд индивидуальных случаев все же сохранен в документах. 24 февраля 1666 года Пипс написал в дневнике, что нанятый им лодочник, когда они проплывали под мостом, рассказал ему про утопившуюся в Темзе хозяйку расположенной у моста таверны “Медведь”: “…она, кажется, давно пребывала в унынии и не раз пыталась покончить с собой”. В 1680-е годы сын сэра Уильяма Темпла, тогдашнего военного министра, нанял лодочника, чтобы “промахнуть под мостом” – то есть проплыть под Лондонским мостом в тот промежуток времени, когда отлив превращает течение в бурный поток. Как только лодка вошла в узкий пролет, Темпл бросился в воду и мгновенно утонул. Позднее выяснилось, что его карманы были полны камней, но это, пожалуй, было излишне. Водная масса весом в сотни тонн отправила его на дно, и поток затем крутил его тело, поднимал и снова швырял вниз. Если бы даже он пережил падение, он, несомненно, увяз бы в донном иле, засасывающем тела, как трясина. Если бы и это его не убило – он умер бы через шесть-семь минут от переохлаждения. В анналах лондонских преступлений сохранился не один случай, когда преступник спасался от преследователей, переплывая реку. Для них она оказывалась устрашающим препятствием.

Вода как таковая черна; даже современный ныряльщик может потерять ориентацию из-за практически нулевой видимости. Место, где выпрыгнул из лодки Темпл, называлось “мальштрем”; особенно славились окрестности среднего пролета – там, как пишет Джордж Борроу в романе “Лавенгро” (1851), была “жуткая пучина, которая завораживала меня сверхизобилием ужаса. Не прыгнуть ли? Я слыхал о подобных случаях…” Темная, бурная стремнина способна произвести роковое впечатление на неподготовленного, и он может покончить с собой, повинуясь инстинкту, а не осознанному решению. Будь лондонская вода чиста и приятна, прыгнуть в нее было бы намного труднее.