Тень

Но даже с Еспером он не поделился своей тайной. Тайной настолько постыдной, что для нее не находилось слов. Прошел тридцать один год, но он так никому и не рассказал. О том, что его, четырехлетнего, бросили в парке Скансен. Что от него отказались.

— Ну, как у тебя?

Кристофер сел за стол и принялся маленькими глотками тянуть двойной эспрессо.

Еспер молчал. «Да, хандрит», — снова подумал Кристофер.

— Не знаю, по идее, мне надо радоваться. Но я не рад.

— Почему?

Кристофер сделал еще глоток кофе. Еспер откинулся назад и потянулся, словно пытаясь сбросить с себя что-то неприятное. А потом произнес слова, от которых стены в помещении накренились.

— Мою книгу приняли.

Кристофер замер, встревоженный собственной реакцией. Он должен обрадоваться, прийти в восторг, вскочить с места и побежать за тортом. Так обязан реагировать хороший человек.

Его лучший друг после долгих усилий добился цели, о которой мечтал! А он, вместо того чтобы ликовать, сидит, парализованный страшной черной завистью.

— Но это же здорово, — выдавил он из себя, и на душе у него стало еще тяжелее.

— Думаешь?

В голосе Еспера не было даже намека на радость. Кристофер порадовался нечаянной заминке.

— Конечно, разве нет? Ты же для этого и писал.

Воцарилось молчание. Еспер всегда тщательно взвешивал свои слова. Кристофер ценил это качество. Мир стал бы намного совершеннее, если бы люди лучше выбирали слова.

— Я ощущаю пустоту. Как будто меня обокрали.

— В каком смысле обокрали? Наоборот, ты теперь сможешь есть не только макароны.

Кристофер слушал себя как бы со стороны. Слова старательно маскировали то, что он на самом деле чувствовал.

— Я не о деньгах, ты же понимаешь. Не знаю, как это объяснить. Речь идет о моей жизни. Что мне теперь делать? Я так долго писал этот чертов роман, что теперь, когда я его закончил, я просто не знаю, что теперь делать.

— Начни писать новый.

Идея не показалась Есперу привлекательной, и за столом снова повисло молчание.

— А что, если я не смогу?

— Слушай, прекрати. Для начала попробуй, а потом говори. И кроме того, тебе сейчас придется много мотаться, чтобы продвигать книгу, ездить, давать интервью, сниматься на телевидении, выступать.

Зависть набирала силу. Мечты об успехе. Востребованность, доказательство собственной пригодности.

— В том-то и дело. Как ты считаешь, я подхожу для телевидения? Ты меня там представляешь? А интервью? Что я им скажу? Читайте книгу, идиоты! Там написано все, что я хотел сказать. Как думаешь, так подойдет?

Кристофер не ответил.

Еспер действительно мог путаться в словах, даже заказывая кофе, так что отчасти он был прав. Однако его нытье раздражало Кристофера.

— И кроме того, я некрасивый.

— Перестань.

— Тебе легко говорить, у тебя внешность херувима.

— То, как ты выглядишь, не имеет никакого значения.

— Ну, конечно!

Отчаяние Еспера было непритворным. Обхватив руками голову, он тяжело вздыхал. Кристофер допил кофе и отодвинул от себя чашку. Вот бы на месте Еспера был он. Может, ему тоже написать роман? Если у Еспера взяли, то почему бы и у него не взять?

— Разумеется, я хочу, чтобы книгу прочитало как можно больше людей, я для этого ее и написал. Я к этому стремился. Но я никогда не задумывался о том, что будет дальше. Ты же меня знаешь, я не люблю стоять в центре, роман — это для меня способ высказаться. Но я никогда не стану торговой маркой. В издательстве я сказал как есть, что с интервью и всем прочим я просто не справлюсь.

— А они?

— Что они? От радости, конечно, не прыгали.

— Но, черт возьми, должны же быть и другие возможности!

— Я знаю, что разочаровал их при встрече. Они прочитали роман и по телефону разговаривали очень позитивно, но это было до того, как они меня увидели.

Возразить было нечего, и какое-то время они сидели молча.

Кристофер очень старался не думать о том, что ему было приятно слышать про реакцию издательства. Зависть — дурное чувство, и Кристофер в растерянности пытался загнать ее обратно в дальний темный угол, из которого она выползла. Сделав над собой усилие, он накрыл рукой руку Еспера. И сам вздрогнул от неожиданной интимности этого жеста.

— Все будет нормально, поверь мне!

Он убрал руку и улыбнулся:

— Черт возьми, я знаком с настоящим писателем.

Но от этих слов зависть только усилилась. Из них двоих он всегда был более успешным, и это принималось как данность. Их дружба основывалась на неписаных правилах, но сейчас равновесие внезапно нарушилось. Ему захотелось вернуться домой, к пьесе, и написать так, чтобы все критики в один голос завопили от восторга.

— Тебе надо придумать какой-нибудь другой способ для продвижения романа. Сделать то, что никто другой не делал, привлечь внимание к книге, а самому остаться незаметным.

«Если ты действительно этого хочешь», — хотел было он добавить, но промолчал.

— И что это может быть?

— Не знаю, надо подумать.