Тень

Все началось как сон и было слишком хорошо для того, чтобы быть правдой, — он получил стипендию. Тренер по теннису, который заметил его способности, помог решить все формальности. Не сказав дома ни слова, Ян-Эрик отправил заявку и получил положительный ответ. Он будет три года учиться в колледже во Флориде и выступать в первом составе сборной по теннису. Когда все было решено, он пришел домой и собирался с гордостью сообщить об этом родителям. Он представлял, как за ужином, в присутствии всех, вытащит приглашение и пустит его по кругу. А сам будет молча наблюдать за удивленными лицами взрослых. Отцу станет стыдно, что он ничего не понимает в теннисе, и он пожалеет, что не присутствовал ни на одном матче сына. Он наконец поймет, что у Яна-Эрика есть талант, хоть он и не восприимчив к поэзии и, в отличие от отца, при виде мусорной корзины видит мусорную корзину, а не «сосуд для ненужных воспоминаний».

Реакция оказалась совсем иной. Мать поздравила и выпила в честь сына глоток вина, что было вполне предсказуемо. Но отец отреагировал совершенно неожиданно, хотя раньше проявлял к занятиям сына полное безразличие. Спорт — неподходящее дело для интеллектуалов, заявил он. Спортом можно заниматься постольку-поскольку, чтобы сохранить хорошую форму и насытить кислородом кровь, таким образом способствуя лучшему усвоению знаний. А теннис — это элитный спорт для избалованных детей богачей, к которым — и отец искренне на это надеялся — его сын не имеет и никогда не будет иметь никакого отношения.

Ян-Эрик сидел молча и никак не мог соотнести свои грандиозные фантазии с тем, что происходило в реальности. Мать встала из-за стола и посмотрела на отца:

— Ты идиот, и прекрасно знаешь это.

Потом она наполнила бокал и поднялась на второй этаж. Анника поспешила за ней. Ян-Эрик с отцом закончили ужин в недоброй тишине.

Прошло несколько дней, и он впервые в жизни решился пойти на конфликт. На семнадцатом году жизни он наконец воспротивился воле отца, поначалу робко, но после нескольких попыток осмелел и начал получать удовольствие оттого, что хлопал дверью, громко топал на лестнице и в гневе выкрикивал все, что думал. Анника в такие моменты старалась, вжавшись в стенку, поскорее где-нибудь спрятаться. Как реагировала мать, Ян-Эрик начисто забыл, в памяти остался только ее халат, который она тогда уже почти не снимала.

И нервные комментарии Герды — «отец хочет как лучше, тебе и вправду так будет лучше». Финал всего — уступка со стороны отца: «Ладно, если хочешь, езжай в Штаты». Мобилизовав личные контакты, Аксель добился, чтобы сына включили в программу студенческого обмена, организованного корпорацией American Field Service с целью развития взаимопонимания и дружбы между молодежью США и Европы. В таком контексте фамилия Рагнерфельдт звучала вполне органично. И Аксель даже заказал сыну авиабилеты. Тогда Ян-Эрик впервые понял, как сильно он ненавидит отца. Оставаться в родительском доме он больше не мог. Через месяц, наступив на горло своему самолюбию, Ян-Эрик уехал в Америку по купленному отцом билету.

Он попал в какой-то городишко на Среднем Западе, в консервативную американскую семью, члены которой были активными проповедниками христианских ценностей. Полным ходом шла война во Вьетнаме, и эти люди всей душой поддерживали своего президента. Сам Ян-Эрик не особо вникал в происходящее, но в июле 1972 года быть шведом — значило быть на стороне противников войны. Улоф Пальме критиковал Штаты и сравнивал бомбардировки Северного Вьетнама с действиями Гитлера, а президент Никсон категорически отказался принимать у себя нового шведского посла. Ян-Эрик делал все возможное, чтобы продемонстрировать лояльность к Америке. Он восторженно воспринимал американскую культуру и побил новый личный рекорд по приспособлению к обстоятельствам.

Зазвонил мобильный телефон, и Ян-Эрик вздрогнул. Резкий звук в пустом доме звучал пугающе. На дисплее высветился номер Луизы, она звонила из своего бутика. Ян-Эрик колебался, телефон продолжал звонить, и Ян-Эрик едва сдерживался, чтобы не перевести разговор на автоответчик. Но этим приемом он пользовался уже неоднократно.

— Алло.

— Это я.

Он не знал, что сказать, поэтому промолчал.

— Ты где?

— В доме. Ищу фотографию Герды Персон.

— А как твой папа?

— Как обычно. По крайней мере, улучшений нет.

— Когда ты вернешься домой?

Она говорила не так, как утром. Это было похоже на нормальную беседу, когда люди просто произносят слова, не стремясь задеть друг друга.

— Не знаю, сколько времени это займет, я только что пришел.

— А потом сразу домой?

— Да.

Они помолчали.

— Знаешь, я хотела сказать, что рада, что мы утром поговорили, пусть даже это было нелегко. Мне кажется, у нас еще может что-нибудь получиться.

Он снова промолчал.

— Я просто хотела сказать тебе это. До скорого.

— До встречи, пока.

Встревоженный новыми интонациями жены, он поспешил отключился. Все было слишком похоже на попытку сближения.