Врег усмехается, опираясь татуированными предплечьями на колени, и прислоняется к стене, усевшись на свою широкую кровать поверх одеял.
— Да, — говорит он. — Мы знаем. Что ты сделал, заморыш, чтобы так её разозлить?
— Серьёзно? — Врег улыбается ещё шире. — И она настолько плохо это восприняла?
Нензи жестом показывает на свою окровавленную рубашку, в которую он всё ещё одет, на шишку на подбородке, на прореху в штанах, где один из них порезал его.
Врег опять усмехается. Но он продолжает наблюдать за ним с лёгким весельем в глазах, но в то же время в их глубине сияет нечто более яркое. Нензи сначала ощущает это, и только потом видит — холодная расчётливость под маской мужика-приятеля.
Его сканируют. Испытывают.
Он подозревает, что причина ему известна, ещё до того, как другой вновь заговаривает.
— Она знала, кто ты, Ненз, — говорит Врег.
Нензи бросает на него тяжёлый взгляд.
— Случайность?
— Что за случайность?
Врег просто смотрит на него, и в его глазах виднеется более искреннее раздражение. Когда он в следующий раз нарушает молчание, он качает головой и крепко поджимает губы.
— Знаешь, Ненз, — тихо говорит он. — С самого начала мне приходилось возиться с тобой больше, чем со всеми остальными моими видящими вместе взятыми. Ни один из твоих братьев под моим командованием не чинил мне головную боль так часто или в таких масштабах.
Нензи на это не отвечает.
Когда молчание затягивается, он пытается медленно повернуться на кровати, сжимая края и стараясь опустить тело на тонкий матрас. Однако его руки слабы, и он стискивает ладони до побеления костяшек, сражаясь с собственным дыханием.
Приземлившись обратно спиной на постель, он тихо хрипит от боли, будучи не в состоянии шевелиться. Он лежит с закрытыми глазами, стараясь вытеснить образ лица женщины.
— Почему ты не стер её, Ненз? — спрашивает Врег.
— Когда?
— Но ты этого не сделал.
— И вновь я спрашиваю… почему?
Врег морщится и отводит взгляд.
— Ты жалок, Нензи.
Молодой видящий улыбнулся бы, но этого он сейчас тоже не может. Вздрогнув, он кладёт руку себе на глаза, избегая самых крупных синяков, и аккуратно опускает ладонь.
— …Я даже молчу про твою инфантильную одержимость человеческими кисками, — добавляет Врег, словно ничего не слышал. — Хотя это тоже жалко. Я говорю о твоём полном отсутствии самоконтроля, какой бы ценой это ни обходилось другим представителям твоего рода. Я говорю о твоей, похоже,
Его голос делается более грубым.
— Если бы они не отделали тебя так хорошенько, я бы сам тебя выпорол. Ты это знаешь, Ненз? Посрать мне, кто твой дядя. Я бы избил тебя хотя бы в надежде, что хоть так до тебя можно достучаться.
Нензи смеётся. Ему от этого больно, но он ничего не может поделать.
Эти слова вгоняют его в депрессию.
Врег щелкает языком и качает головой.
— Опять-таки, ты не улавливаешь смысл, — теперь в его голосе звучат нотки отвращения. — Тебе не приходило в голову, юный брат, что из-за любви к ротику этой женщины ты подверг риску жизни и личности всех нас? А теперь мне придётся выслеживать этих мудаков. Устранить их и всех, кому они похвастались. Включая брата, которого они наняли, чтобы он помог им уложить тебя.
Его голос ожесточается ещё сильнее.
— Мне не нравится убивать своих, Ненз. Мне это вообще не нравится. По любой причине. И особенно из-за твоей глупости.
Тут молодой видящий невольно смотрит на него.
Изучая его глаза, Врег тихо щёлкает языком. Затем в его голосе звучит лёгкая нотка удовлетворения.
— Да, брат Ненз… ты наконец-то понимаешь. А как думаешь, что мы ещё сделали бы, чтобы зачистить этот бардак? Или ты предполагал, что мы просто позволим кому-то знать, что здесь в Дрездене есть видящие, притворяющиеся людьми? Что мы вооружены и владеем рукопашным боем? Что нам нравится соблазнять немецких девочек, когда мы не напиваемся и не стреляем по сербам?
Опять раздражённо щёлкнув языком, он переплетает пальцы.
— Это убийство тоже подвергает нас риску. Но ты об этом знал. И тут ничего не поделаешь.
Нензи чувствует, что стискивает челюсти вопреки боли.
Врег хмуро смотрит на него с лёгким неверием.