Он инстинктивно принимает бойцовскую стойку. Но глядя на них, он понимает, что знает некоторых мужчин. С некоторыми он даже сходился на земляных рингах в разных районах города.
Они знают, кто он. Они пришли, ожидая драки.
Ему не нужно их побеждать. Ему лишь нужно унести ноги.
Он зовёт своего дядю резкой, быстрой вспышкой с нижних уровней его света, подражая зову обычного видящего.
Видящий, пришедший с ними, легко его блокирует.
Выбрав того, которого он знает как посредственного бойца, он скользящим движением встаёт за него, пытаясь сделать так, чтобы человек оказался между ним и их лидером.
Но он простоял там слишком долго. Он позволил им подойти слишком близко.
Трое из них кидаются сзади, вынудив его повернуться. Он наносит одному перекрёстный удар, увернувшись от кулака того, что покрупнее. Маневрируя в этой серии сыплющихся на него тумаков, ему удаётся оттеснить двоих назад ударами по виску, но он недостаточно быстр, и он это чувствует.
Изогнувшись, чтобы ударить самого крупного из четверых локтем в лицо, он не успевает заблокировать удар с другой стороны и немного отшатывается от его силы. И вновь он скользит всем телом в сторону, старается выставить кого-то между собой и остальными, но он слишком медлителен — его тело слишком устало.
Адреналин помогает ему отогнать ещё одного резким пинком по рёбрам, но теперь он сам чувствует своё отчаяние. Он наносит удар, оттесняет мужчину назад, но он пинает слишком высоко. Это опять замедляет его реакцию, и один из мужчин сзади подхватывает его под руку и ударяет по голове сбоку.
Это крепкий удар, и он оглушён — настолько, что вынужден помедлить прежде, чем высвободить свою руку. Когда они снова хватают его, он бодает мужчину, стоящего прямо перед ним, и ломает ему нос.
Затем кто-то обхватывает его грудь как тисками.
Он кидается назад, ощущает боль в боку и хрипит, чувствуя, как нож вонзается между рёбер.
Ещё два удара по лицу, один по горлу, и они валят его на землю.
Он разозлил их — не столько потому, что отбивался. Скорее потому, что сумел нанести слишком много ударов.
Повалив его, они начинают по очереди пинать его.
После этого всё становится размытым.
***
Он приходит в себя и хрипит, когда кто-то окатывает его водой.
Боль затмевает любое понимание, где он или с кем. Он издаёт крик, когда кто-то хватает его под руки и дёргает вверх.
Он едва слышит слова мужчин, которые поддерживают его снизу.
— Очередная жена фермера, Ненз…? — в голосе слышится улыбка.
Он слышит дразнящий тон, но также улавливает за ним жёсткость. Он не может дать отпор. Он даже не может притвориться тем, кем притворялся бы при нормальных условиях. Руки под ним сильны и, похоже, не пытаются навредить ему, если не считать сотрясания каждой ушибленной и треснувшей косточки в его теле.
Когда они начинают идти, он хватается за эти руки и опять вскрикивает.
— Куда вы меня несёте?
— Домой, заморыш, — отвечает второй голос слева. — Думаю, сейчас ты бы не отказался от кровати. Если не от ванны и крепкого спиртного.
Он знает этот голос. Его пальцы, сжимавшие держащего его мужчину, разжимаются, и посмотрев вниз, он осознает, что знает и хозяина голоса.
Кэндеш. Врег.
По другую сторону от себя он замечает видящего, который старше его всего на несколько десятков лет, и ещё одного, лет на пятьдесят старше.
Тардек. Рэдди.
Они от его дяди. Они из его отряда.
Его мышцы дрожат, а потом и вовсе отказывают, когда его омывает эмоциями — облегчением таким сильным, что перехватывает горло. Он им не нравится, но они ему не навредят. Он почти забывает, что они тоже не должны ему нравиться.
— Я думал, они убили меня, братья, — только и говорит он.
Врег усмехается, глядя на троих остальных.
— Судя по состоянию твоего лица… они пытались.
Кэндеш издаёт фыркающий смешок, продолжая тащить его, перекинув через плечо.
Нензи кивает, но не может заставить себя вновь заговорить без эмоций.
Это последнее, что он помнит перед тем, как отключиться.
***
Он просыпается. Язык пересох во рту, лёгкие болят при каждом вздохе. Его одежда кажется прилипшей к коже. Он потеет, лёжа под тонким одеялом на раскладушке, напротив большой деревянной кровати у дальней стены.
Он тут же понимает, что это не дом его дяди, и хоть он знает это место, узнает одеяло на себе и тяжёлые деревянные балки под потолком, расписанные сине-белым мечом и солнцем, ему требуется несколько секунд, чтобы определить, что это за место.
Затем всё щелкает. Бараки. Под постоялым двором с красной дверью.
Он в одной из их комнат.
Он прежде бывал в этой катакомбе комнат, хотя, может быть, не именно в этой. Он приходил в общие помещения для встреч и тренировок с другими видящими, для брифингов от дяди, и даже для религиозных церемоний и более коллективных занятий.
Однако он всегда был здесь чужаком.
Более того, он знает, что другие видящие его недолюбливают — а некоторые и вовсе откровенно ненавидят. Во многом это результат его действий, конечно.
Оттеснив эту мысль, он сосредотачивается на своём теле.