Тень

— Когда закончишь, — говорит пожилой видящий. — Отведи его обратно, Меренье.

— Нет! — кричит мальчик. — Нет! Пожалуйста! Пожалуйста, не надо!

Я стою где-то в тени, вздрагивая от каждого крика.

И всё же я знаю, что улавливаю лишь малейшую часть, чувствую это с ним, но в то же время не чувствую, наблюдая за пожилым видящим, когда тот поворачивается, чтобы выйти из подземной комнаты.

Я уже знаю, что под ней находится другая комната, и что в камне под столом, где прикован мальчик, имеется люк. Я знаю, что именно там внизу водятся крысы и другие ползучие штуки, именно там он сидит в темноте, стараясь дышать и задыхаясь сырым воздухом.

Я знаю, что мальчик опять окажется там с ладонями, привязанными к ступням, и они оставят его там — возможно, на несколько дней. Возможно, дольше.

И я поднимаю взгляд, когда Сарк поворачивается на верху лестницы, и свет льётся на выступающие кости его лица, когда он вновь смотрит на мальчика своими жёсткими, почти рептильными глазами.

Я хочу убить его. Мне никогда в жизни ничего так не хотелось.

Но на самом деле меня здесь нет.

Менлим дожидается, когда человек опять делает паузу, когда вопли стихают до надломленных всхлипов и тихих стонов.

— Я делаю это для тебя, Нензи, — говорит он почти тихим голосом. — То, чему я учу тебя, может тебя спасти, сын мой.

— Пожалуйста! — выдавливает мальчик. — Пожалуйста, дядя. Пожалуйста! Я прошу прощения…

— Нензи, — произносит он, тихо щелкая языком. — Нензи, перестань.

— Дядя, я…

— Просто перестань, Нензи. Перестань. Я хочу, чтобы ты помолился со мной.

На мгновение воцаряется гробовая тишина.

Всё, что я слышу — это дыхание в тускло освещённой комнате, пахнущей кровью и обугленной плотью.

Звуки — это в основном попытки мальчика дышать, то, как его лоб прижимается к дереву, как его ладошки сжимаются в кулаки по обе стороны от его лица. Его тело всё ещё корчится от боли, спина наполовину выгнулась над деревом, но по его лицу я понимаю, что он услышал пожилого видящего и знает, что сейчас тоже обязан ему подчиниться.

Даже человек делает паузу в своей работе и поднимает на Менлима покорный, почти боготворящий взгляд.

— Нензи? — зовёт старик. — Ты говоришь со своими Предками?

Я смотрю на мальчика и вижу, что его глаза крепко зажмурены.

Он всё ещё прижимается лицом к дереву, но теперь его губы шевелятся и бормочут слова. Я наблюдаю за ним, ощущая, как в моём свете поднимается какое-то отчаяние, глубинная тошнота.

— Запомни этот момент, сын мой, — выдыхает пожилой Сарк почти ласково. — Всегда помни, кто ты. Помни, сколько всего ты отдал ради этой цели. Ты будешь оборачиваться на это и знать, что ты можешь вынести что угодно. Ты будешь знать, что ты отдал всё ради спасения своих людей, Нензи. Ты будешь помнить, что ты не просто мужчина, — жёлтые глаза слегка светятся над лестницей. — …Ты эмиссар Света.

Глава 23 Учитель

Сон прерывается без предупреждения, как это часто бывает.

Я остаюсь с тошнотой, одна в другом месте, не имея времени, чтобы адаптироваться; мой разум не может отдохнуть и даже переварить то, что я только что ощутила. Здесь всюду боль, и мой разум слишком затерялся, чтобы увидеть её причину. Я вновь являюсь мальчиком, я внутри его физического сосуда, и голос резко зовёт его, произносит его имя с другого конца комнаты.

Он резко вскидывает голову, двигаясь как животное и ожидая, что кандалы остановят его движение.

Когда этого не случается, он дёргается слишком далеко и едва не сваливается с сиденья.

… и вокруг него раздаётся смех. Детский смех.

Другой голос их заглушает.

— Эвальд! — резко говорит женщина.

Я вместе с ним пытаюсь сосредоточиться на лице той, кто позвала его первой.

— Эвальд! Ты меня слушаешь?

Он начинает показывать рукой жест, затем вспоминает, останавливается посреди движения и украдкой бросает взгляд на гигантского мальчика, который втиснулся на сиденье такого же размера в двух рядах отсюда. Мальчик с поразительно белыми волосами и глубоко посаженными чёрными глазами улыбается ему, и кожа вокруг его глаз слегка морщится, когда он изображает поцелуй и постукивает пальцем по виску.

«Слишком поздно, — думает он, зная, что мальчик услышит. — Слишком поздно, заморыш».

— Эвальд, — повторяет женщина. — Я задала тебе вопрос.

— Да, фрау Шлоссинг, — говорит он, рывком переводя взгляд перед собой. — Я слушаю.

— Это последнее предупреждение. Ты будешь ждать меня после урока.

Страх скручивает его живот. Внезапно ему нужно в туалет, но он не может отпроситься у неё. И он не может сказать ей, что он не может остаться, что они будут его ждать.

— Эвальд! Ты меня слышал?

Я вместе с ним вновь сосредотачиваюсь на женщине, которая стоит перед старомодной школьной доской.

Он один раз кивает, замечая её раздражённый и озадаченный взгляд, но косится в сторону и не смотрит ей в глаза.

— Да, фрау Шлоссинг. Я буду ждать.

И всё же его взгляд опять останавливается на белобрысом гиганте, замечая весёлую улыбку на толстых губах, и давление на его мочевой пузырь усиливается.