– Чтобы я понял, что мои действия имеют последствия.
– Ничего себе у него представления о воспитании…
Антон захохотал. Он не мог удержаться, уж слишком смешным ему казалось Степино удивление. Степа глубоко затянулся сигаретой и выпустил дым в приоткрытое окно. Они съехали с Кутузовского на Садовое, проскочив на красный свет на длинном светофоре перед МИДом.
– И что же ты такого сделал?
– Я задавал себе такой вопрос тысячу раз – я не знаю.
Степа разозлился. Даже не на Антона, а как-то глобально на несправедливость жизни в целом.
– Значит, слушай сюда. Ты что-то ведь точно сделал, если уж он решил так сурово тебя наказать. Дурака-то не валяй, ладно? Подумай крепко, точно ведь вспомнишь!
Степа еще раз затянулся. Нервничать он не мог, мертвым это в принципе несвойственно, но что-то он все-таки чувствовал. Ему казалось, что, продолжая разговор с Антоном, он поймет что-то очень важное. Глядя на то, как он сжался от его резкости, Степа заговорил чуть мягче:
– Вспомни, что именно, потому что это что-то большое. Что-то важное. Мертвый не только твою девушку убил, он меня тоже убил.
Антон вздрогнул и отвлекся от дороги. Потом повернулся к Степе.
– В смысле… вас тоже… вы… вы не живой?
Степа рассеянно почесал гладкую челюстную кость. Антон вздрогнул и поежился.
– Ну, как видишь, нет. Это долгая история. Давай сначала мы с тобой про тебя договорим, а потом я про себя постараюсь объяснить.
– Я и правда не знаю. Я старался делать так, чтобы Соня никогда не пересеклась с моим отцом. Мне казалось, он не одобрит мой выбор…
– Но ведь как-то, получается, она с ним пересеклась? Она ведь не первая девушка, с которой ты встречался, других ведь твой отец не убивал показательно?
– Нет. Нет! Они никогда не виделись. Я только однажды показал ей его рабочий кабинет…
Степа выпрямился и выбросил недокуренную сигарету в окно.
– И? Показал ей кабинет, и?..
– Но там не было ничего такого, за что убивать… – А что там было?
Антон внезапно понял, что он рассказывает о чем-то, что знает с детства, человеку, который не имеет об этом вообще никакого представления.
– Я поэтому и показывал. Никто не знает, что у моего отца в кабинете нет ничего. Это пустая комната, в которой стоит только стол, кресло и сейф. Компьютером он не пользуется, посетители перед ним всегда стоят. Чаще всего по стойке смирно…
– И в тот день в кабинете было так же пусто? Прям вообще ничего необычного?
– Да. Только на столе лежала идиотская книга, с которой отец последний год не расстается.
Степа ловил каждое слово парня, как истощенный жаждой путник ловит капли неожиданного для пустыни дождя. Вот-вот, еще чуть-чуть – и он поймет что-то важное. Не дожидаясь его вопроса, Антон продолжил:
– Книга старая, кажется, XIX века. Кто-то из его друзей купил ему в подарок на аукционе в Лондоне. Это дневник человека, который на самом деле сжег Москву в 1812 году. Ну, когда Наполеон был и война. И отец будто с ума сошел. Он с ней не расстается с тех пор. Обычно днем она лежит в сейфе…
Антон перестал говорить, как если бы только сейчас он сам впервые услышал свои слова и сделал очевидный вывод.
– Когда я показывал Соне кабинет, книга лежала на столе. Она даже пролистала ее, хотя совершенно без интереса… Неужели вы думаете, что из-за нее?
Антон не договорил. Степа молча смотрел в окно на проносящуюся мимо них Москву. Они проехали Парк Горького и въехали в тоннель, а Степа все молчал. Две гигантские мысли теснились у него в голове, отчаянно отказываясь в ней умещаться. Да, девушку убили за книгу. И его, Степу, расстреляли тоже из-за книги. Потому что Степа влез не в свое дело, начал тянуть за ниточки, за которые тянуть не надо было и которые пусть и теоретически, но могли привести его к Мертвому и к его начальнику. Но это было не самое страшное.
Гораздо неприятнее была вторая мысль, которую Степа не хотел додумывать до конца. Вот я, думал он, будто распутываю клубок. И когда я распутаю его до конца, то нитка окажется змеей и меня сожрет.
Но не распутать ведь тоже нельзя…
Получается, что самый важный человек одержим книгой, в которой есть что-то про пожар Москвы. Почему? Может, это просто мемуары какого-нибудь генерала, может, важный человек прочитал в книге что-то особенное, созвучное именно его непростому сердцу? Нет. Холодный разум говорил Степе, что людей убивают только тогда, когда они представляют опасность. Если бы дневник был безделицей, существенной лишь для его владельца, он бы не стал убивать девочку. И Степу бы не стал. Значит, в дневнике что-то ценное. И мысленный взор Степы обратился в другую сторону, на события, произошедшие с ним после смерти. Царевна ведь как сказала: город выбирает своего героя лишь тогда, когда городу грозит смертельная опасность….
Новая сигарета догорела до фильтра и потухла. Степа бросил окурок в окно.
– И что, что в дневнике было?