Тень

Он, к своему удивлению, легко пережил смерть матери. Уже тогда он вдруг понял, что смерть – это не самый худший выход из мира его отца. Но Антон не собирался умирать, он собирался жить. Вместо матери в доме поселилась няня. Раз в месяц Мертвый отвозил его к отцу – тот безучастно интересовался оценками и крепко жал руку на прощание. Рукопожатие было важной частью ритуала «отцовства», и Антон потратил годы, засыпая и просыпаясь с эспандером, чтобы довести крепость руки до нужного состояния, чтобы отец хотя бы здесь не мог сделать ему больно.

Антон думал, что когда он вырастет, то станет психологом. Он превратит разговоры в свою профессию и свою жизнь. Он сделает все, чтобы не быть таким, как отец. И у него все получалось. Вообще вся его жизнь до вчерашнего дня была относительно счастливой. У него были деньги, он учился на психолога, у него были друзья, хотя главными друзьями все равно оставались книжки, и с недавних пор у него была Соня. Антону казалось, что он выстроил свою жизнь – он не мешает отцу, никак с ним не пересекается.

Лишь один раз он ошибся – ему по-мальчишески хотелось произвести на Соню впечатление. Они планировали пойти гулять и договорились встретиться в «Старбаксе» на Новослободской: взять кофе на вынос и пойти гулять по переулкам. Вот тогда Антон не удержался. Он решил показать Соне что-то, чего бы она сама никогда не увидела. И он перевел ее через дорогу, поднялся с ней на самую вершину «зиккурата» и провел экскурсию по отцовскому кабинету: святая святых, куда не разрешалось входить никому.

Антон собирался не просто показать Соне кабинет и невероятный вид: ему хотелось открыть ей главную тайну. Показать ту самую деталь, которая бы лучше тысячи слов объяснила ей, что за человек его отец. Как Страшила и Железный Дровосек, заглянувшие за завесу в тронном зале волшебника Гудвина, Соня заглянула и увидела, что кабинет пуст. В превеликом зале на самом последнем этаже гигантского зиккурата в центре Москвы не было ничего: только письменный стол и кресло. Игорь Валерьевич полагал, что для продуктивной работы ему больше ничего не надо. Антон с удивлением заметил на столе у отца книгу в кожаном переплете. Он никогда раньше не видел ее и, полистав, не нашел в ней ничего интересного: дневник какого-то заезжего жулика. Книжка Антона не интересовала, его интересовала только Соня и то, что, выйдя из этого странного места и вместе похихикав над странным отцом, они отправятся к ней домой. Или к нему.

Глава 8. Москва. 1382 год

Савелий пошатнулся и схватился за березу, чтобы не упасть. Потом присел, опираясь спиной о шершавый ствол, и задумался. Несмотря на юность, – ему только недавно исполнилось пятнацать – Савелий очень любил выпить. И сейчас, сидя под деревом в осажденном Кремле, он вдруг понял, что никогда в своей короткой жизни не пил столько, сколько выпил за последние пять дней.

Все началось с того, что из осажденного войском хана Тохтамыша города трусливо сбежали митрополит Киприан и великая княгиня Евдокия. Князя Дмитрия в Москве не было – он уехал собирать войско, и побег княгини и епископа Савелий и его соседи расценили как нарушение древних традиций, согласно которым в осажденном городе всегда остается и епископ, и княжеская семья. Точнее, Савелий про древние традиции ничего не знал, но ему объяснил дед, подкрепив урок ощутимым тумаком. Случился бунт. Савелий бунт вспоминал с удовольствием, он хорошо втащил одному из княжеских дружинников. Однако бунт быстро утих: князь Остей, руководивший после бунта обороной города, разрешил москвичам разграбить подвалы бежавших из Москвы бояр и выпить хранившиеся там мед, пиво и вино. Решение это было встречено народным одобрением.