Тень

О существовании этих досье не знал никто. Моргунов был человеком опытным и понимал, что если бы фигуранты прознали о том, какой богатой коллекцией их безобразий он обладает, то с ним бы непременно случилось что-нибудь очень и очень нехорошее. Нет. Моргунов собирал досье для себя. Как ученый-энтомолог, он бережно прикалывал каждый грех и каждое преступление на свое место и любовался потом ими в полном одиночестве. Досье занимало уже пять пухлых папок в его сейфе. В завещании полковника было написано, что после его смерти пять папок, не открывая, необходимо отправить в пять редакций главных независимых СМИ; в первую очередь в Медиазону, которую умный полковник особенно уважал. Моргунов видел в этом возможность войти в историю и сделать это максимально безопасно – из-за гробовой доски. Буквально вчера он занес в досье фотографии особенно неприятного ему вице-премьера, который, как оказалось, имел весьма специфичные сексуальные пристрастия. Моргунов даже поежился, вспоминая фотографии. Но сейчас все это было неважно. Полковнику было страшно, и он боялся, что завещание может понадобиться ему гораздо раньше, чем он планировал.

* * *

Степа специально проехал подальше и припарковал машину у дворца бракосочетаний. Он встал на пешеходном переходе: одним из безусловных плюсов полицейских машин было то, что их крайне редко эвакуируют. Степа проверил свой табельный пистолет и на всякий случай взял еще пару магазинов из бардачка, где их, в нарушение всех возможных должностных инструкций и техники безопасности, хранил Смирнов. Выйдя из машины, Степа медленно побрел в сторону Мясницкой, к похожему на мрачный готический замок дому Моргунова.

Он терпеливо дождался, пока из подъезда кто-нибудь выйдет – вышла дама с французским бульдогом на руках, – и проскользнул внутрь. Моргунов жил на седьмом этаже, и Степа вызвал себе лифт до девятого. Он планировал незаметно спуститься и сначала проверить, не ждет ли его случайно засада. После событий сегодняшнего дня он ожидал любой подлости. Засады не было. Степа поковырялся пару минут с замком и тихо пробрался в квартиру.

Полковник слегка успокоился и сидел теперь в кабинете за любимым письменным столом. Очевидно, тела погибших его подчиненных еще или не нашли, или же они слишком сильно обгорели и их не идентифицировали – в любом случае Моргунов еще был дома, а не в сгоревшей Степиной квартире со следователями. Он не замечал Степу, пока тот не уселся в кресло напротив. Для усиления эффекта Степа спустил шарф, закрывавший нижнюю половину его лица:

– Разрешите обратиться?

Моргунов поднял глаза и побелел. Степе всегда казалось, что когда в книгах употребляют такие вот выражения, то это перебор, но вот он мог воочию наблюдать своего драгоценного начальника, у которого лицо действительно сделалось совершенно белым. Расширенными зрачками Моргунов смотрел на покойного подчиненного. Степа улыбнулся, и глаза полковника расширились еще сильнее. Бледность прошла, и его лицо пошло красными пятнами. Степа вдруг понял, что у Моргунова может случиться инсульт и надо торопиться.

– Товарищ полковник, ты зачем меня убил? Со мной же договориться можно было, я ж понятливый…

В голосе Степы звучала даже не злоба, а какая-то искренняя обида. Но тут он вспомнил мертвого Васеньку, и обида исчезла. Ледяным голосом он добавил:

– А Смирнова с Махмудовым зачем убили? Следы заметали, да?

Только договорив, Степа заметил, что даже после смерти к руководителю он обращается на «вы». Чертова привычка. Моргунов на секунду, кажется, пришел в себя. Он забыл про испуг, и его лицо выразило искреннее изумление.

– Смирнова с Махмудовым?

Полковник не знал, что двух полицейских средней прожарки в эти минуты доставали из Степиной квартиры. Их смерть была для него неприятным сюрпризом: ведь если убили их, то, значит, могут убить и его. Но Степа не дал Моргунову собраться с мыслями. Он отбросил кресло и вытащил толстого полковника из-за стола. Степа даже сам не сразу понял, в чем дело – Моргунов весил все сто килограммов, но Степа протащил его, будто котенка, и теперь, не напрягаясь, держал на вытянутой руке, с усилием сжимая пальцы на жирной начальственной шее.

– Зачем? Кто? Кто приказал?

Моргунов захрипел, и Степа понял, что хватку надо ослабить, иначе полковник и ответить толком на его вопрос не сможет. Он разжал пальцы.

– Мертвый…

– Да я, блять, знаю, что я мертвый! Ты мне объясни почему!

Полковник открыл рот, чтобы ответить, но ему помешал выстрел.

Во время рабочих совещаний Степа часто задавался вопросом, есть ли у его начальника хотя бы какой-то мозг, но он и представить себе не мог, каким образом он узнает ответ. Голова полковника Моргунова разлетелась на куски, и кровь и мозговая ткань забрызгали Степино лицо. Степа рухнул на пол, и очень вовремя – кто-то всадил ровно четыре пули в стену, перед которой он только что стоял. Степа отполз со света в тень, собрался встать и… растворился в темноте.