«Живая свинья лучше дохлого пса», — подумал на бегу Габриэль. Ему удалось-таки получить нешуточную фору. Пока Аршамбо вытаскивал кинжал из умирающего Абдуллы, Тень уже выпрыгивал во двор. Следом, шаг в шаг, несся Мишель Злой Творец.
— Вы же не покинете меня, хозяин?! — завывал он. — Я ваш верный слуга!
— Нет, конечно. Сражайся за меня, слуга, и место в раю тебе обеспечено. Эй, сзади!
Мишель обернулся. За спиной его вырос Андре. Клинок метнулся к лицу ассасина и…
— Это мое ухо! — послышался вопль Злого Творца. — Эй, так нельзя! Я…
Что значило это «я», смог узнать только ангел смерти Азраил. Голова Мишеля кувыркнулась в пыльные заросли полыни. Андре же помчался следом за Габриэлем.
— Стой! Стой, мерзавец!
Повсюду звенели мечи. Жоффруа без промаха расстреливал с крыши ассасинов. Узнав, что Защитник Городов попал к ним в руки, батиниты утратили бдительность. Они забыли об ордене Храма.
И совершенно зря. Мессир Гуго де Пейн — не тот человек о котором следует забывать.
Аршамбо осторожно выглянул в дверь. Дом ходил ходуном; всюду дрались, кричали, стреляли. Откуда-то тянуло горелой кашей. Но на этаже ассасинов не было. Выражаясь языком моряков, сир де Сент-Аман оказался в центре бури, в ее мертвой зоне.
— Вы не ранены, сударыня? — вернулся он к Мелисанде.
— Благодарю, сир, нет. Но вот о Гуго и Рошане следует позаботиться.
Храмовник кивнул и принялся перерезать веревки на руках пленников. Гуго де Пюизе пыжился, как драчливый воробей. Выглядел он смешно и жалко, но Аршамбо со всей серьезностью поздравил его с освобождением принцессы. Так, словно все заслуги в этом деле принадлежали исключительно ему. Мальчишечье самолюбие — вещь серьезная.
Рошан смотрел на происходящее с изрядной долей иронии. Вскоре храмовник перешел к нему:
— Ты жив, бродяга! А я-то боялся, что ассасины порезали тебя в ремни. Являлся бы ты мне тогда во сне как святой Геминиан Аттиле.
— Я знаю Габриэля, — ответил Рошан. — Он любит поговорить. В нем умер прекрасный сказочник, собиратель историй.
— Думаю, сейчас он умер второй раз. Легче святому Себастьяну бежать с расстрельного столба, чем ассасину прорваться мимо Гундомара, Андре и Годфруа. Пойдем, посмотрим, как у них дела.
Побоище подходило к концу. Как ни крепилась Мелисанда, но на лестнице, заваленной трупами, ей стало дурно. Рошан первым сообразил, что происходит. Он подхватил девушку на руки и унес к открытому окну. Там принцессу вырвало. Гуго де Пюизе держался изо всех сил, но и ему, судя по тому, как он побледнел, приходилось несладко.
На улице царил ад. Воняло кровью, подгорелой кашей, изрубленной в клочья полынью. Повсюду валялись трупы ассасинов. С небесной выси на побоище взирало равнодушное солнце.
Гундомар, Годфруа и Пэйн де Мондидье азартно бились с последним из уцелевших. Исчерканное белыми шрамами лицо Ахмеда налилось кровью. Один против трех — он и не думал сдаваться, хоть и приходилось ему несладко.
— За все цветочные горшки, что ты разбил! — орал Гундомар, атакуя.
— За христианские святыни, что ты осквернил! — вторил ему Годфруа.
Пэйн всё не мог придумать, в чем обвинить ассасина.
— За… за… — бормотал он. Его осенило: — За спиной!
Ахмед оглянулся. Все трое тут же сделали выпад. Не тут-то было! Ассасин элегантно уклонился и запрыгнул на поломанную арбу, стоявшую у дувала.
— А ну подходите, кафиры! Аллах свидетель, ярость стала моей душой.
— У флорентийца! — ринулся в атаку Пэйн. На него накатило вдохновение. — У флорентийца — славный кот!
С каждым ударом рождалась очередная строчка «шедевра»:
Гуго де Пейн махнул рукой:
— Ладно, братья. Хватит валять дурака. — Он возвысил голос: — Эй, сарацин, сдавайся! У нас есть сир Аршамбо, и мы не побоимся пустить его в ход.
Аршамбо, Мелисанда, Рошан и де Пюизе как раз появились на крыльце. При виде их Ахмед понурился:
— Этот нечестивец, что дерется двумя мечами? Ладно, сдаюсь.
— Давно бы так.
— Но, видит Аллах, меча моего вы не получите, — Ахмед артистичным жестом бросил клинок через забор.
— Вот сволочь!
— Ладно, — пожал плечами магистр. — Это всё равно. Мы не собираемся тебя убивать или держать в плену. Ты отправишься в Аламут, расскажешь, что здесь случилось. Пусть запомнят, что обманывать франков — себе дороже.
— Как знаешь, франк. Но я расскажу больше, чем ты думаешь.
Руки ассасина скользнули к поясу. Блеснул метательный нож. Кому он предназначался, не оставалось ни малейших сомнений.
— Ме-елис!!
Рошан и Гуго ринулись к принцессе. Аршамбо выхватил меч.
Все они опоздали.
Кувыркаясь в воздухе, нож отправился в полет.
Но если бы кто-нибудь дал себе труд заглянуть в глаза ассасина, он обнаружил бы там… удивление.
Перед смертью ему открылась его судьба. Время замедлило бег. Ассасин увидел стрелу, что летела сверху. Нож врезался в древко, отскочил и чиркнул Ахмеда по щеке. На лице его распахнулась рана, которой уже не суждено было стать шрамом.