Тень Аламута

К тому времени, как лекарь пришел на выручку дяде и племяннику, те успели немного подраться. Чуть-чуть порвали халаты, малость попортили чалмы. Борода Балака поредела и скосилась в левую сторону, а Тимурташ хлюпал разбитым носом.

— Благословение и мир вам, воины! — объявил Зейд, подходя к шатру. — Верно, вы пригласили меня из-за какого-то важного дела, постигшего ислам. — Оглядев поле битвы, он всплеснул руками в притворном ужасе: — Ай-ай, что я вижу! Львы делят добычу!

В глазах лекаря прыгали веселые искорки.

— Ничего. Я целитель и знаток Корана. Расскажите мне свое затруднение, эмиры, чтобы я мог разрешить его.

Балак гневно выступил вперед:

— Мы оба поклялись разводом, Зейд. Я говорю, что этот тощий паук подарит мне эту наложницу или продаст. Он же талдычит обратное, как будто не создал Аллах хороших и правильных слов!

— И это всё? Видит Знающий, нет дела проще! Пусть Тимурташ продаст тебе половину наложницы. Другую же — знают небеса, это справедливо — пусть подарит.

— Мудрые слова, — с энтузиазмом вскричал Тимурташ, — так и сделаю! Какую половину ты хочешь?

Он выхватил саблю. Балак придержал его руку и шепнул на ухо:

— Тронешь девчонку — сбрею тебе бороду. Понял?

Угроза подействовала. После каких-то получаса криков и ругани, неизменно сопровождающих торг между правоверными, Марьям перешла в собственность Балака. Ноги не держали ее, поэтому эмир приказал Майаху нести девушку на плече.

— Старух сюда! — приказал он. — Пусть позаботятся о новой наложнице. И пусть не жалеют розовой воды, сурьмы и шелков!

— Что я слышу? А срок очищения? — Балак жалобно сморщился:

— Ай, Зейд, и ты о том же… Не видишь, что ли, как я страдаю? Недаром ведь сказал поэт:

Вот Марьям перед тобою, блаженство с ней пребудет да нега.

Жалею об одном лишь: не наша эта Марьям.

— Это не так сложно исправить, о великий! Муж, знающий установления шариата, найдет и как обойти их.

— Я награжу тебя, Зейд. Мудрость твоя подобна шербету жарким днем. Говори же!

Лекарь нахмурился в раздумьях.

Балак с надеждой смотрел на него.

Один Аллах знает пределы страха и отчаяния, что существуют на земле. Ханжа-эмир и пройдоха-лекарь рылись в законах шариата, как модница в сундуке: это пойдет, это пригодится, а это отброшу… Жизнь Марьям не стоила ничего. Женщина в глазах людей меча представала добычей, средством для удовлетворения похоти. Шариат мешал желаниям Балака… что ж, нет препятствий, которые нельзя обойти.

— Надо позвать невольника, — объявил Зейд по недолгом размышлении. — Невольника из тех невольников, что не были освобождены. Пусть он возьмет девушку в жены, не входя к ней, а потом тут же разведется с ней. И ты сможешь познать ее немедленно, без срока очищения.

— Это ты славно придумал! — восхитился Балак. — Так и сделаем. Выдадим ее замуж за…

— …скажем, Хасана.

Балак посмотрел на лекаря восхищенным взглядом:

— Нет человека мудрее тебя, Зейд. Мне бы в жизни не пришло в голову такое. Как думаешь, послать Исе приглашение на свадьбу?

— Отчего нет? Аллах — велик он и светел! — сделал так, что у нас нет недостатка в пленных франках. Пошлем одного из них. Пусть Иса повеселится.

— Да. Пошлем дьявола в желто-зеленом плаще. Пусть Иса видит, кому доверился.

Марьям застонала. «По силе и сбудется, — билось в висках. — Станет Марьям женою Хасана…» Где-то далеко, на манбиджском кладбище хохотала ведьма. Она-то знала, что все желания рано или поздно сбываются.

Надо лишь выждать самый неподходящий для этого момент.

И запросить двойную цену.

ФАРРОХ ВЕДЕТ БОГОСЛОВСКИЙ СПОР, НО В КОНЦЕ ВСЕ РАВНО ПРИХОДИТ К ТОМУ, ЧТО БОЛЬШЕ ВСЕГО НЕНАВИДИТ

Когда поднимается бестолковщина, лучше находиться от нее подальше. Хотя бы даже и в зиндане. Рошан привалился виском к холодному камню. В спокойствии подземелья ему чудилось равнодушное неодобрение.

Манбидж знал сотни узников.

В этой яме умирали неудачливые влюбленные, яростные мстители, искатели правды и завзятые лжецы. Все они маялись перед смертью, пятная тьму страхом и болью. Этот же узник почему-то был спокоен, перед его спокойствием трепетала тьма.

«Над твоей головой три человеческих роста пустоты, решетка и стража, — шептала она. — А выше — камень, камень, камень. Бойся меня, Фаррох! Я — дух тюрем и неволи!»

— Глупый дух, — проворчал гебр, устраиваясь поудобнее. — Нашел кого пугать. Иди лучше с Исой потолкуй. Он ведь тоже пленник.

Тьма разочарованно отступила. Рошан же принялся размышлять. По всему получалось, что сидеть в зиндане ему придется недолго. Слишком быстро развиваются события, слишком многим он нужен. Интересно, кто первый заявится: Керим или стражники Исы?

Или же ассасины?

Мысли Фарроха перескочили на рыцаря в желто-зеленом плаще.

«Прости, дружище, — подумал гебр, обращаясь к неведомому франку. — Очень не вовремя ты появился. Но что же всё-таки значили твои слова о свадьбе? Что за шутовство придумал Балак?»

Думай! Думай!