Тень Аламута

— Фаррох, — прошептал казначей. Вспомнил, что узник далеко внизу и, может быть, не услышит, позвал громче: — Фаррох! Послушай, безумец. Мне в прошлом году святой суфий историю рассказал. Ну сказку…

Ни звука не донеслось из тьмы. Евнух торопливо продолжал:

— Однажды одному человеку повстречался ангел. Обычный ангел по имени… по имени… Аллах ведает, как его звали. Пусть будет Габриэль. И вот человек спросил ангела: если Аллах милостив — отчего он допускает зло? Где справедливость? И ответил ангел: «Пойдем со мной. Я покажу тебе справедливость».

Керим надолго замолк, вспоминая, что дальше. Он никогда не интересовался сказками и не понимал, зачем их рассказывают. Ведь проще же объяснить обычными словами. Или же нет?.. Захочешь обмануть, сказки тоже ни к чему. Они слишком простодушны.

Он закрыл глаза. Лицо суфия-рассказчика всплыло перед ним, как наяву. Казалось, его собственный писклявый голос налился силой. В нем зазвучало убеждение.

— И вот отправились они в путь. Один из перходов оказался особенно тяжел. Путники попросились на ночлег в богатый дом, но хозяин прогнал их. И Габриэль перед тем, как уйти, открыл ему клад — огромное золотое блюдо. Вслед за тем они постучались к бедняку. Бедняк приютил их, накормил и роскошно обустроил. А утром Габриэль отнял жизнь у его коровы.

И спросил искатель мудрости: «Отчего ты поступил так? Где справедливость в деяниях твоих?» И Габриэль отвечал: «Добро и зло сокрыты от твоих глаз. Блюдо это погубит богача — придут разбойники и зарежут неправедного. А корова умерла оттого, что пришло время умереть жене бедняка. И я попросил ангела смерти, чтобы тот забрал вместо нее корову».

И возрадовался искатель. И возблагодарил он Аллаха всемогущего…

Молчание гебра начинало раздражать. Керим замолк, поперхнувшись на полуслове.

— Ну… что?.. — наконец спросил он.

— В смысле?

— Это… история. О различении… так сказать…

Рошан вздохнул.

— Скажи, — спросил он, — а что произошло с человеком, который рассказал тебе эту притчу?

— Я щедро наградил его. Накормил, приютил в своем доме.

— Ну хоть чего-то он добился. Керим… никогда не рассказывай историй с чужого голоса. Суфии вплетают в них шум базара, бескрайнюю синь неба и вонь толпы. Что толку повторять басни, когда они мертвы без рассказчика? Смерть богача не связана с блюдом. Богач был просто богат. И нечист душой. Смерть коровы и смерть женщины также не связаны — просто никто не живет вечно. Каким бы ни был бедняк хорошим и богобоязненным, ему не отменить этого закона.

Евнух лежал, вслушиваясь в угасающее эхо слов. Ныли ободранные колени. От тюремной вони мутилось в голове. Всё оказалось бессмысленно… Поборник света останется гнить в яме — ради каких-то своих призрачных идеалов.

А утром его убьют.

Аллах всемогущий! Ну понятно, он, Керим… Человек подлый, своекорыстный. Но Рошан-то, Рошан! Ведь сотни людей погибнут из-за его упрямства! Как же так? Где справедливость?!

Рванув ворот, чтобы легче было дышать, евнух вскочил на ноги. Побрел к выходу, покачиваясь, словно безумный. Мелькнуло плоское, лишенное выражения лицо стражника. Подслушивал, слуга шайтана…

Ну и пусть. Всё, всё потеряло смысл.

Внезапная мысль осенила казначея. Он бросился назад, крикнул:

— Эй, Рошан! Так что же нам делать-то?!

— А вот с этого и надо было начинать. Выпусти меня, Керим.

— Выпустить?

— Ну да. Ты что, глухой?

— А потом что?

— А потом начнется самое интересное. Я прокрадусь в лагерь Балака. Придется вспомнить кое-какие ассасинские штучки, хоть видит Ормазд, как я их ненавижу. Керим, скажи, ты можешь достать одеяние муллы?

— Му…муллы?

— Да. Потребуется небольшой маскарад.

Потрясенный казначей не нашелся, что ответить.

БАЛАК И ЗНАТОКИ ШАРИАТА

То ли весна закружила, завертела эмира, то ли шайтан подстелил свой облезлый хвост, но вот нужна Балаку эта перепуганная тощенькая девица — и всё тут! Хоть сто мудрецов собери, сто знатоков Корана и сунны — а не переубедят упрямца, нет.

— Пленного Хасана ко мне! И пусть этот пес пошевеливается. Иначе, клянусь тем, у кого высота и совершенство, не поздоровится ему!

Марьям сжалась. Вот оно. Всё по слову старой ведьмы и случилось. Ведут курды связанного, исцарапанного Хасана — а на плечах у того алый праздничный халат.

Свадебное одеяние.

— Эй, Майах! — крикнул эмир. — Сердце радуется, глядя на праздник этого несчастного. Будешь ли свидетелем на его свадьбе?

— С радостью и удовольствием, повелитель!

Вторым свидетелем стал лекарь Зейд. Балак выступал опекуном Марьям, всю церемонию провели тут же, у костра, среди цветущих вишен.

Старухи вывели девушку. Вряд ли Хасан смог бы узнать свою невесту. Ее закутали в черную шелковую абайю, кроме обязательного платка-хиджаба, Балак приказал девушке спрятать лицо под тонкой тканью. С замиранием сердца вышла Марьям к своему жениху.

— Эй, Хасан, — поприветствовал Балак пленника, — смотри: мы нашли тебе женушку. Что не радостен ты? Или, — нахмурил он брови, — отказываешься от благодеяния?

— Мне всё равно… — голос манбиджца звучал устало. — Делай со мной что хочешь, Балак, и проклятье тебе.