Письмо состояло из нескольких предложений. Господин Хольм предлагал встретиться на следующий день и приступить к урокам вождения. Он был готов заехать за русским дипломатом после полудня в любое удобное для него время.
Черкнув пару строк, Клим Пантелеевич запечатал конверт и отдал лакею.
Скандинав оказался пунктуален. В шесть пополудни следующего дня статский советник услышал урчание мотора.
Ардашев учился водить «Рено» на выезде из города, в районе Дарваза-Казвин (Казвинских ворот), на пустыре. И если само управление автомобилем не вызывало трудностей, то процесс запуска двигателя Климу Пантелеевичу не понравился. Крутить ручкой стартера – занятие малоприятное. Да и мозоли заработать легче легкого, если не пользоваться перчатками.
Обратно русский дипломат вел машину по улицам самостоятельно. Временами швед давал советы, но «ученик» весьма быстро освоился с норовом железного коня, и надобность в указаниях отпала сама собой.
Магнус Хольм жил в здании консульства, на улице Эмин-эс-Салтанэ. К этому времени центр города уже прошли поливальщики, жара отступила, и хоть и пахло мокрой пылью, но дышалось свободнее. Шведский дипломат, как гостеприимный хозяин, пригласил Ардашева отужинать. Отнекиваться Клим Пантелеевич не стал.
Повар-великан по имени Джавад был настоящим кухонным магом. Кюфта по-тебризски, гурмэ-сабзи (жаркое с зеленью и фасолью), кебаб кубидех и рис с барбарисом были неподражаемы.
Беседа за столом текла неторопливо, точно вода из прохудившейся бочки. За десертом говорили о литературе. Господин Хольм оказался приверженцем Юхана Стридберга – шведского писателя и драматурга, который, к сожалению, в России был почти неизвестен. Статский советник с удовольствием знакомил консула с творчеством Чехова, приводя по памяти не только строки из его произведений, но и переписки.
Обратная дорога домой Ардашеву давалась труднее: глаза еще не успели свыкнуться с темнотой и потому управлять автомобилем было непросто.
Пряная чернота персидской ночи скрывала всевозможные препятствия на дороге, видимые и безвредные днем, но опасные ночью. Свет фар выхватывал из мрака то брошенный кем-то за ненадобностью треснутый глиняный хум[75], то поломанное колесо от телеги, то скатившийся с горы валун.
Следующий урок управления автомобилем был не менее удачным. Русский дипломат не получил ни одного замечания. Шведский консул, как выяснилось из разговора, слыл любителем персидской гимнастики или, если точнее, поклонником собственного повара, который славился в Тегеране не только мастерством блюд, но и способностью выполнять разного рода акробатические и силовые трюки.
Покружив час по улицам Тегерана до наступления темноты, Ардашев по просьбе Хольма остановился около небольшого, вросшего в землю по самые окна каменного дома-исполина. Судя по всему, это была бывшая баня с бассейном, переоборудованная теперь под спортивную залу, попасть в которую можно было лишь одним способом: спустившись вниз по довольно крутой лестнице.
Дневной свет пробивался в помещение через вделанные в крышу витражи. Но с наступлением темноты, здесь, как и почти во всех окрестных домах персидской столицы, зажигали фотогеновые лампы. Пахло оливковым маслом, керосином и человеческим потом.
Представление началось. Под барабанную дробь появились несколько человек. Их натертые растительным маслом тела отливали бронзой. Босые, с обнаженными торсами, они потешали публику всевозможными трюками: кто-то подбрасывал и ловил пудовые гири, кто-то жонглировал булавами; трое других атлетов демонстрировали всевозможные акробатические фигуры. Барабанщик то и дело менял ритм, чувствуя внутреннюю музыку каждого номера. Иногда казалось, что его дробь стучит в такт сердцам атлетов. Всем своим важным видом – с длинными закрученными усами и в яркой чалме – он напоминал глашатая, зачитывающего на площади фирман[76].
Гвоздем программы оказался Джавад. Он появился под несмолкаемые аплодисменты присутствующих. Мужчины – а сюда допускались только они – принялись бросать ему под ноги большие медные монеты, скобы и даже подковы. Подобрав их, он гнул эти предметы, ломал и вязал в узлы на глазах изумленных соотечественников. Затем он встал на четвереньки. На него забрались четыре человека. Они принялись выстраивать на спине великана всевозможные гимнастические стойки. Потом на плечи Джавада положили деревянный щит, на котором стали рубить дрова. Гигант был спокоен и непоколебим, как скала. Со стороны могло показаться, что все происходящее его нисколько не волновало. И, видимо, это железное спокойствие титана приводило зрителей в восторг.