Тень Буревестника Часть Первая (СИ)

Первой жертвой стала бывшая куртизанка. С неё сорвали одежду и нагую распластали на полу головой к плите. Львёнок, задыхаясь от ужаса и осознания того, куда он влез, купаясь в словах фанатичного пения, и не в силах оторвать глаз от происходящего, бездейственно наблюдал за ритуалом. Он думал, что девушку перед смертью еще и изнасилуют на его глазах, но нет - слугам в чёрных накидках было абсолютно плевать на белоснежную кожу, маленькие грудки и ладную фигуру кричащей пленницы. Пока двое держали жертву, третий опустился подле неё на колени, поднял над головой чёрный стилет с крестообразной рукоятью и резко вонзил лезвие в грудь. Умирая, девушка раскрыла рот в немом вопле, палач выдернул кинжал, и все трое подались назад. Полившая из раны кровь, вместо того, чтобы стекать вниз, устремилась вверх - алые нити, величаво плывя по воздуху, словно бьющие из фонтана струи, образовали дугу и хлынули в дыру на плите. За краткое мгновение, пока длилось иссушение, молодая девушка на глазах превратилась в старуху, а затем в очередную, пожелтевшую мумию.

Хор с еще большим рвением выводил мрачную песнь. Оратор, олицетворяя дирижёра из преисподней, взмахивал руками, очерчивая такт. Пещеру накрывала тень.

Вторым к алтарю потащили борова. Осознав свою участь, он взвыл, вырвался и слепо бросился бежать. Нависшая опасность придала ему сил, но трое слуг мигом скрутили бедолагу, и всё действие повторилось вновь. Львёнок опустил глаза, содрогаясь от воплей жертвы и не желая видеть еще одну страшную смерть. После того, как алтарь под песнь хора впитал очередную подачку, настал черёд Дарио. От пережитого ужаса рассудок покинул его, и Лео решил, что это даже к лучшему - меньше мучений. Когда заказчика раздели, уложили на пол и палач поднёс чёрное лезвие к его груди, Дарио не пришлось сдерживать. Спрятавшись где-то в глубине своего подсознания, он ушёл из жизни, даже не осознав этого, а Львёнок так и стоял в завывающей от экстаза толпе, не в силах что-либо предпринять.

Третья мумия последним мазком закончила рисунок, и Оратор, вскинув руки, остановил пение. Когда в пещере воцарилась тишина, его голос мощным эхом загулял под сводами:

- Почувствуйте... Услышьте... Проникнитесь! Тень Рагзоса уже здесь. Властелин рядом!

Львёнок судорожно сглотнул, понимая, что слова безумца имеют смысл. Вор буквально затылком ощущал чье-то неосязаемое присутствие. Так бывает, когда чувствуешь на себе сверлящий спину взгляд, но оборачиваясь, никого не видишь.

- Я слышу его... Владыка говорит со мной... - закрыв глаза, Оратор громко втянул носом воздух и резко распахнул веки. - Среди нас - чужак!

Тишина вновь окутала пещеру. Толпа немыми статуями взирала на служителя чёрной мессы. Львёнок, обливаясь потом, забыл, как надо дышать.

- Один из наших братьев мёртв. Чужак одел его одежды, - Оратор вытянул руку, указывая прямо на то место, где стоял вор. - Вот он.

От ужаса, Львёнка парализовало. Он видел, как медленно в его сторону поворачиваются капюшоны, как тёмные силуэты отходят назад, видел, как его берут в кольцо и не имел сил, дабы пошевелить хоть пальцем. Вокруг стало очень тихо. Лео поймал на себе великое множество взглядов фанатичных, пустых и оттого безумных глаз.

Глава Пятая

«Глупец, посмевший променять дарованную ему богами Силу, на лживые посулы иных языков, трижды обречён на ужасающие страдания и муки извечные. Рука моет руку, меч карает бренную плоть, но Проклятые никогда не являются во благо людям. Осквернив свой Стамнос, вы оскверняете свою душу, и нет прощенья тем, кто переступил эту черту. Ни в глазах богов, ни людей. Догматы на то и есть догматы, дабы быть нерушимыми. Падшие на то и есть Падшие, дабы, пав во тьму, в ней же и остаться. Без исключений. Без жалости...»

Великий сияющий маг Базальт Дан

«Друга познаешь лишь в том, кто готов будет кровь свою отдать до последней капли. За тебя и ради тебя»

Мудрость Нильхэ

Дождь уже третий день лил как из ведра. Тяжёлые капли барабанили по крышам и улицам, превращая Миротаун в огромную грязную лужу. Погода заставила жителей побросать все дела и попрятаться в уюте домов и харчевен, согревая продрогшие кости у тёплых каминов, печей и жаровен, но двое мальчишек-оборванцев, не имея такой возможности, ютились в старом полуразрушенном сарае, пытаясь спрятаться от дождя под протекающей крышей. Они сидели рядом, прижимаясь плечами под грязным промокшим одеялом, трясясь от холода и пытаясь хоть немного согреться. Их дружба началась в маленьком приюте на окраине Нижнего города, среди десятка таких же чумазых, брошенных и никому не нужных сирот. С тех пор, как приют сгорел, а мальчишки оказалась на улице, они держалась только друг друга.

 Тот, у которого сальные волосы отливали пепельным цветом, достал из-за пазухи чёрствый сухарь и, разломав его, протянул половину черноволосому. Вдвоём они разгрызли единственную еду, которая имелась, но в животах всё равно призывно урчало.