Речная вода, летящая навстречу, тут же превращалась в два мощных буруна. Куда он идет на этом катере, сейчас, в момент, когда он продвигался вверх по реке, не знал никто. Даже Наташа. Белый платок, засунутый под края бейсболки, должен был, по его расчету, мешать тем, кто захотел бы рассмотреть его лицо с берега. Номер на борту катера оповещал, что судно принадлежит дирекции заповедника. Реку и все проходы по ней он теперь знал не хуже местных жителей.
Уверенно пройдя лабиринт проток перед Найт-гейтом, легко вышел на открытую воду. Затем, стараясь держаться подальше от обоих берегов, прошел и сам Найт-гейт. Мимо Грин-кемпа промчался по фарватеру на предельной скорости. Вышел к Колпину острову — узкой, поросшей хвойными деревьями полоске земли. Войдя в левую протоку, отделявшую остров от основного берега, сбавил ход. В речном рукаве течение было сильным, поэтому казалось, что идущий на средних оборотах катер еле ползет.
В самой широкой своей части остров не раздавался больше чем на сто ярдов. В длину тянулся примерно на полмили. Пологие берега были закрыты камышами и кустарником. Проверил на всякий случай оружие: «магнум» под мышкой и «люгер» за поясом были готовы к бою. Подумал: оружие здесь не поможет. Если кто-то решит выстрелить в него из густых зарослей, его уже ничто не защитит.
Обогнув остров, переложил руль вправо. Катер, подставив борт встречному течению, описал дугу; как только это случилось, попутное течение увлекло судно в противоположную протоку. Выключил мотор. Алюминиевая лодка легко понеслась вниз по реке. Лишенное собственного движителя, судно встало на волне боком. Длилось это недолго; достав весло, он легко развернул катер точно по течению.
Вниз катер прошел не больше двух кабельтовых; увидев конец острова, Шутов вывернул весло. Развернувшись к левому речному берегу, судно врезалось в камыши. Еще некоторое время шло по инерции. Затем, задержанное плотными стеблями, остановилось.
Катер сейчас не мог увидеть никто — ни с реки, ни с берега. Некоторое время он сидел неподвижно. Весло на всякий случай он держал наготове. Звуков вокруг было немного: шуршание камышей о борт; редкие всплески оправившейся от испуга рыбы, писк мошкары. Позже к этим звукам добавилось жужжание нескольких повисших над катером стрекоз.
К мошкаре он привык еще с Сибири, укусов не боялся, и все же, достав бутылочку с репеллентом, обмазал едкой жидкостью лицо и руки. Взявшись одной рукой за борт, медленно, по одной, переставил ноги в воду, стараясь не издавать лишних всплесков, провел катер к берегу.
Выбрав место, прикрытое кустарником, наполовину вытащил судно на берег. Пройдя немного, остановился. Огляделся.
За кустами, в которых он стоял, начиналась пустошь. На ней росли папоротник, черника и, по одному, кусты можжевельника. Один из можжевеловых кустов был сломан. Но особой тревоги это у него не вызвало, куст сломали так давно, что ветки успели порыжеть. Плотная листва кустарника, в котором он укрывался, была надежным прикрытием. Тем не менее, доставая из-за пояса «люгер», он делал это осторожно. Так, что его рука при этом не задела ни одной веточки. Мирный вид местности не обманывал его нисколько, он знал: наибольшую угрозу представляет собой как раз самый что ни на есть мирный вид.
Опасность могла таиться в начинающемся ярдов через сто предлесье, ведущем к Грин-кемпу. Но делать было нечего. Выйдя из кустов, он пошел вдоль берега. Продравшись сквозь густую смешанную поросль карликовых сосен и берез, остановился. Минут пять стоял, стараясь не издать ни звука. Темно-бурая поверхность, видимая отсюда сквозь стволы и ветки, была стеной одного из срубов. Звуки по-прежнему были самыми мирными: гудела мошкара, жужжали, то приближаясь, то удаляясь, стрекозы, перекликались птицы. Осторожно протиснувшись ближе к краю зарослей, увидел сруб — тот самый, стена которого была видна сквозь деревья. За срубом открывался густо поросший бурьяном пустырь. На пустыре в довольно сложном порядке располагались еще семь строений. За самым дальним из этих строений, стоящим у самого причала, возвышался взгорок с домом Улановых. Ни дом, ни семь ближних к нему бревенчатых коробок его сейчас не интересовали. Ему нужен был лишь один сруб. Тот самый, стену которого, сложенную из бревен, он рассматривал в настоящий момент. Судя по черным, как уголь, трещинам, бревна наверняка были доисторического происхождения. В торцовой стене было прорублено всего одно окно. По покрытым паутиной и запыленным стеклам можно было понять: домом давно уже никто не пользуется. Подтверждала это и крыша: на черепичных плитках, почерневших от прилипшей к ним земли, расползся мох. Судя по почти правильным квадратам мха, часть черепиц была заменена. Это, а также подведенные под самую кромку крыши провода подтверждали рассказ Лоусона о неудачной попытке оборудовать здесь лагерь бойскаутов.