Тень Эдгара По

Тут я заметил префекта жандармерии Делакура. Делакур вышел из соседней анфилады и вполголоса заговорил с президентом Наполеоном. К моему неприятному удивлению, префект весьма неучтиво косился в мою сторону. По причине этого ненужного внимания пришлось удалиться из дворца скорее, чем я того желал.

Однако я еще не бывал в Версальском дворце. Путеводитель по Парижу советовал отправляться туда рано утром, но я решил, что и сейчас, среди дня, не поздно поехать в этот парижский пригород, что я успею еще по достоинству оценить все его красоты. Вдобавок Дюпон тоже очень рекомендовал Версаль — возможно, узнав, что я последовал его рекомендациям, он снизойдет до разговора.

Признаки, характерные для блистательной столицы, исчезали не постепенно — нет, на них не осталось ни намека, едва поезд миновал городскую черту. Я сразу оказался в сельской местности. Женщины всех возрастов, в неизбежных чепцах темно-красного цвета, работали в поле, разгибаясь на грохот поезда. Порой мне удавалось уловить выражение их глаз.

Я прибыл на железнодорожную станцию в Версале, был подхвачен толпой и низвергнут в поток темных шляп и пестрых шляпок. Поток стремился к железным воротам, за которыми нежно и зазывно журчали фонтаны знаменитого дворца.

Теперь мне кажется, все началось еще во время экскурсии по версальским анфиладам. Меня не отпускало ощущение легкого озноба — как в первый зимний день, когда надеваешь по привычке осеннее пальто; впрочем, я списывал свои мурашки на многоликую толпу. Смутьяны, выдворившие из этих стен герцогиню Ангулемскую, едва ли могли соперничать буйством с людьми, что окружили меня в Версальском дворце. Я приближался к помпезным полотнам, слушал комментарии гида о том, какие битвы на них запечатлены, однако был не в силах сосредоточиться из-за многих пар глаз, следивших за мной.

— В этой галерее, — сообщил гид, — двор Людовика XIV предстает во всем блеске монаршего великолепия. Людовик XIV имел столь многочисленный штат придворных, что даже в этом просторном покое королю было тесно от них.

Мы находились в большой галерее Людовика XIV, где семнадцать арочных окон глядели в сад, отражаясь в семнадцати зеркалах на противоположной стене. Мне пришло в голову, что теперь, когда монархия сметена революцией, образ монарха изрядно прибавил в привлекательности.

Думаю, гид, нанятый за один франк в час, успел устать от моей рассеянности. Боюсь, он даже составил мнение обо мне как о человеке, нахватавшемся по верхам познаний в истории и изящных искусствах и считающем, что этого достаточно. На самом деле я укреплялся в мысли, что за мной следят, и находиться на галерее с семнадцатью зеркалами, множащими подозрительные взгляды, было для меня невыносимо.

Мне стало казаться, что одни и те же лица я встречаю в каждой новой анфиладе. Я убедил гида изменить маршрут — полагаю, он счел эту идею совершенно дикой. Гид избрал темой иностранцев в Париже, чем отнюдь не способствовал возвращению ко мне спокойствия.

— Обо всех ваших занятиях в этом городе непременно будет сообщено куда следует. А вы, будучи человеком молодым и энергичным, наверняка не стесняете себя в развлечениях, — как бы размышляя вслух, говорил гид, видимо, с целью подразнить меня.

— И куда же следует сообщать о моих занятиях, сударь?

— В жандармерию и правительство, конечно. В Париже всегда обо всем становится известно.

— Боюсь, сударь, мои занятия не заинтересуют жандармерию.

— Известно ли вам, сколько в этом городе желающих донести на вас? Хозяева гостиниц, комиссионеры, знающие, когда вы уходите и когда возвращаетесь; каждый кучер фиакра, каждый зеленщик, каждый владелец винного погребка будет счастлив поделиться с жандармерией своими наблюдениями. О да, сударь, в Париже вы ничего не свершите без того, чтобы ваше деяние не было обнаружено.

Я и так был взвинчен; понятно, что комментарий гида мне не понравился. Я заплатил то, что он заработал, и отослал его. Теперь, оставшись один, я мог передвигаться быстрее, вливаясь то в одну, то в другую группку и отделяясь от нее по своему усмотрению. Вдруг позади послышался шум недовольства. Мужчины ворчали, дамы ахали и возмущались поведением некоего грубияна. Как я понял, добропорядочных посетителей Версаля растолкал посетитель недобропорядочный. Я вступил в очередной зал, не дожидаясь разоблачения смутьяна. Так, игнорируя скульптуры, бесценную мебель и гобелены, я очень скоро достиг выхода в несравненные версальские сады.

— Вот он! Вот кто толкается!

Едва раздался это возглас, чьи-то пальцы стиснули мне руку. То был охранник.

— Я никого не толкал! — возмутился я.

Тут охраннику доложили, что нарушитель общественного порядка обнаружился чуть позади нас. Лишь тогда тиски разжались, и я был отпущен. Я поспешил удалиться на возможно большее расстояние от охранника, на случай если он переменит мнение относительно того, кто настоящий смутьян. Ах, слишком скоро я пожалел, что не остался под боком у представителя законной власти!