Тень фараона

Вскоре мне стало очевидно, что схватка длилась уже несколько часов, что противник преодолел заслоны, выставленные, как я учил в счастливые дни, до того, как враг попал сюда по моей вине.

Но благодаря опыту Нахтмина нападавшим, несомненно, приходилось нелегко.

Я сделал над собой еще одно усилие, собирая в кулак ярость, необходимую, чтобы сражаться. Теперь я лучше понимал Иосифа с его удивительным спокойствием. Когда ты счастлив, то насилие кажется тебе чем-то невозможным. За несколько часов с Нефертити я стал совершенно другим человеком, и мне не хотелось сражаться.

Но, хотя в прежние дни я эгоистически планировал скрыться вместе с ней туда, где мы могли бы жить в безопасности и безвестности, это намерение совершенно забылось. Теперь это было ее селение, значит, и мое.

Я подумал о бедном Суре и попросил его придать силу моим рукам.

– Апофис! – воскликнул я. – Овладей мной!

Судя по удару, который я нанес первому вышедшему против меня солдату, мое желание сбылось и худший из демонов, имевший вид змеи, вселился в меня, но времени поразмышлять об этом не было.

Снова я оказался в гуще схватки, и мое Ка отошло в сторону, чтобы тело снова оказалось во власти зверя. И в этот момент я с грустью понял, что все это не имеет ничего общего с моей предполагаемой целью защитить женщину, которую люблю. На самом деле это было частью меня, как и каждого из людей. Мы не можем справиться с этими внутренними демонами и оказываемся на всю жизнь связанными с убийствами, шпионажем, войнами, воровством, со всякой низостью. И это проявления темной, алчной, завистливой нашей стороны…

Причина, по которой я шел сражаться, была не чем иным, как просто жаждой крови, – если однажды ощутишь, то, как ведомый инстинктом лев, должен будешь утолять ее, жажду живущего в тебе чудовища, и кровь будет пьянить тебя, требуя еще и еще.

Поэтому я не стал думать о результате или о ходе битвы. Только отчаянно сражался и, почти физически ощущая эту жажду, встречал очередного врага и убивал его.

К действительности меня вернула прежде всего усталость, а немного спустя – первые несерьезные раны и, наконец, ощущение, что все выскальзывает из моих рук. Потому что, хотя я вскоре понял, что врагов уже почти нет, во всяком случае, в этой части селения, я знал с такой же уверенностью, что, в то время как я яростно сражался с пешками в этой игре, возможно, те, за кого я сражался, уже мертвы или взяты в плен.

И вдруг меня будто ударило.

– Нефертити!

Я забыл о бое и начал везде искать ее, сожалея о собственной глупости. Ее могли уже схватить, пока я посылал стрелу за стрелой, как во времена, когда мы с Суром стреляли по мишеням, просто чтобы чем-нибудь заняться.

Я обшаривал домики. Один за другим, но безуспешно. Время от времени мне приходилось вступать в схватку, проклиная судьбу и кидаясь на врага с возродившейся яростью.

Открыв одну из дверей, без всякой надежды, я вдруг увидел ее.

Рядом с ней стоял Тут.

40

Тута охраняли два солдата, два великана, и я немедленно вспомнил Сура. Они кинулись ко мне, но из‑за ярости, охватившей меня, когда я увидел, что Нефертити задыхается, а длинная рука фараона сжимает ее горло, их попытки достать меня мечом показались мне неловкими движениями новичков. Теснота в доме была мне на руку, потому что охранники не могли атаковать меня одновременно, не сталкиваясь друг с другом.

После нескольких ударов мечом я двинул ногой одного из нападавших по коленке, и в тот момент, когда боль достигла его Ка, мой меч перерезал ему горло.

Не глядя на второго великана, но предчувствуя его следующий ход, я бросился в другую сторону, чтобы избежать мощного удара, который все же рассек мне бок, причем глубоко, до ребер.

Я не чувствовал боли. Рана не была смертельной.

Мы обменялись ударами, оценивая друг друга. Хотя на него произвело впечатление мое яростное сопротивление и то, с какой легкостью я покончил с другим великаном, он накинулся на меня, как будто его товарищ не бился в предсмертных судорогах, пытаясь вздохнуть, протолкнуть воздух сквозь клокочущую кровь.

Я снова рванулся в сторону, чтобы обмануть его, а потом бросился на пол, пока он готовился отразить удар, которого не последовало, и, еще не достигнув пола, резанул его мечом по ноге, рассекая мышцы и сухожилия. Великан рухнул со страшным криком, но выдержал еще два удара, прежде чем получил смертельный в грудь.

Я повернулся к Туту, который приставил украшенный драгоценными камнями кинжал к ее горлу.

– Не двигайся, слуга, или твоя шлюха умрет!

Я заглянул в ее глаза. Ей хотелось выглядеть храброй ради меня, но я-то видел, что она испугана. Я боялся, что она снова погрузилась в беспамятство, но, когда я сделал понятный ей жест, ее глаза ответили мне.

Я встретился взглядом с фараоном. С моим светом. Его глаза казались слепыми от гнева. И этому человеку я отдал столько любви!