Тень Галилеянина

– Затея обернулась неудачей. Но, несмотря на подобные неудачи, мы должны и дальше делать все, чтобы на этой земле утвердился мир. Для этого есть предпосылки. И уверенность вселяют в меня две вещи. В первую очередь, проверенные временем принципы римской политики в отношении покоренных народов. Секрет своего успеха здесь мы видим в умении превращать вражду в дружбу. Ибо есть ли у римского народа более надежные союзники, чем те, кто были раньше его злейшими врагами? Чем бы сегодня была империя, если бы дальновидность не слила воедино победителей и побежденных?[15] А евреи не всегда были нашими врагами. Напротив: именно в качестве наших союзников вы освободили себя из-под власти сирийских царей.[16] С нашей помощью вам удалось тогда сохранить свою самобытную религию и культуру. Только позднее, когда уже соседи попросили у нас защиты от ваших посягательств, вы оказались под нашей властью – и как раз вовремя, потому что мы смогли воспрепятствовать гражданской войне, которая вот-вот готова была разразиться и которая ввергла бы вашу страну в пучину бедствий.[17] Но даже в этих условиях мы сумели сохранить вашу религию в неприкосновенности! Такова будет наша политика и впредь: уважение к вашей религии, вашему богу, вашим обычаям и вашим маленьким слабостям. Мы уважаем и то, чего не разделяем. Единственное, чего мы ждем, – это чтобы и вы со своей стороны уважали то, что свято для нас, чтобы и вы относились с пониманием к тому благоговейному трепету, который наши солдаты испытывают перед императором, и позволяли каждому поклоняться его богам. Уважение должно быть взаимным.

И мое второе соображение. Из бесед с вашими главными священниками я знаю, что вы в принципе принимаете наше правление. Бог уже давно позволил, чтобы власть над вами имели другие народы: вы были под вавилонянами, под персами и под греками, – так отчего же теперь не покориться римлянам, которые гораздо скорее готовы идти навстречу покоренным народам, чем все мировые державы до них? Вы говорите: «Все, что происходит, управляется тем единым Богом, которого почитают в Иерусалиме».

Он замолчал, словно хотел дать мне время подумать.

– А это значит, что вы должны признать: ваш бог пожелал, чтобы ту независимость от сирийцев, которую вы с нашей помощью получили, вы теперь из-за нас же и потеряли.[18] Нет никаких причин, почему еврейский народ не может признать нас властелинами мира – тем более что мы согласны считаться с тем, что, в отличие от прочих народов Востока, вы не можете почитать императора как бога.

Так что в принципе здесь могло бы и не быть особых проблем. Однако на деле мы сталкиваемся с большими сложностями. В первую очередь такая вещь: то, что нам говорят ваши первосвященники, не всегда совпадает с тем, что движет народом. Судя по всему, именно сейчас в вашей религии многое меняется. В народе идет брожение. Все время возникают новые течения и новые идеи. Пророки и проповедники ходят по стране. Нам трудно разобраться в новых движениях. Вашим первосвященникам немногим легче. На некоторые слои населения они и вовсе утратили влияние. Но как раз от этих слоев и зависит стабильность в стране! Нам нужны сведения о них. Мы готовы, если на то пошло, отнестись с пониманием к их религиозным чувствам и не прибегать без необходимости к крайним мерам. Но для этого нам нужно знать, что происходит в народе. Советчиков в том, что касается официального иудаизма, у нас достаточно. Нам нужен кто-то лучше осведомленный о настроениях в народе. Только в этом случае, располагая дополнительной информацией, мы сможем разрешать конфликты в самом зародыше.

– Но почему вы выбрали для этого именно меня?!

– Ты образован. Ты говоришь и на нашем, и на их языке. Ты разбираешься как в вопросах иудаизма, так и в нашей религии. Ты происходишь из семьи, сочувственно настроенной к римлянам. Ты не фанатик. Ты сторонник мира. Одно то, что у вас в пристройке стоит маленькая статуя божества, располагает в вашу пользу. Я уже давно велел найти такого, как ты. Ты – именно тот, кто нам нужен!

– Но я не хочу!

Я и в самом деле не хотел. Для меня это была бы невыносимая двойная игра. Моя дружба с Вараввой и моя работа на римлян: как прикажете привести их к общему знаменателю? Так легко можно попасть между двух стульев. Пилат же спокойно сказал:

– Подумай: в любом случае, тебе это с рук не сойдет. Даже если тебя оправдают. Мне стоит лишь обмолвиться в Кесарии, что мы подозреваем тебя в связях с террористами. Вряд ли это пойдет на пользу твоей торговле. Ты разоришься. И твой отец тоже.

Шантаж, в чистом виде шантаж! Я поймал себя на том, что мной овладевает глубокое чувство презрения. У власть имущих все сплошная тактика. Один голый расчет. Их истинные чувства и точка зрения всегда остаются в тени. Ясно только одно, что они всегда стремятся удержаться у власти! Угадал ли Пилат мои мысли? Он заговорил снова: