Тень Гегемона. Театр теней (сборник)

– Такой климат мне по нраву, – сказал он сестре Карлотте на второй день, когда, весь в испарине, полез в душ в третий раз за день. – Я рожден для жизни в жаре и влажности.

Сначала сестра Карлотта настаивала, что будет ходить с ним повсюду. Но после первых нескольких дней он смог ее кое в чем убедить. Во-первых, что он уже выглядит достаточно взрослым, чтобы его не сопровождала бабушка – «Аво Карлотта», как он ее называл согласно легенде. Во-вторых, она не будет для него защитой, так как у нее нет ни оружия, ни навыков самообороны. В-третьих, из них двоих именно он умеет жить на улицах, и хотя Араракуара и близко не была так опасна, как Роттердам его юных дней, он уже нарисовал в уме сотни различных маршрутов бегства и укрытий – просто рефлекторно. Когда Карлотта поняла, что скорее ей будет нужна его защита, чем Бобу – ее, она сдалась и стала отпускать его одного, при условии, что он всеми силами постарается не вызывать подозрений.

– Я же не могу сделать так, чтобы люди не замечали иностранного мальчика.

– У тебя не такой уж иностранный вид, – возразила она. – Средиземноморский тип встречается здесь сплошь и рядом. Старайся только поменьше разговаривать. Всегда делай такой вид, будто идешь по делу, но никогда не спеши. И вообще, это ты меня учил, как оставаться незаметным.

И вот сегодня, месяца через полтора после приезда в Бразилию, Боб бродил по улицам Араракуары и думал, какое великое дело могло бы придать его жизни цену в глазах Карлотты. Потому что, несмотря на всю ее веру, ее одобрение – ее, а не ее Бога, – казалось чем-то таким, ради чего, быть может, стоило бороться. Пока это не мешает главной цели: выживанию. Достаточно ли быть репьем в шкуре Ахилла? Достаточно ли разыскать способ борьбы с ним? Или нужно делать что-то еще?

На вершине одного из многих холмов Араракуары стояла лавочка, где торговала сорбетом японо-бразильская семья. Она занималась этим уже не первый век, как гласила вывеска, и Боба это и забавляло, и трогало одновременно – в свете слов Карлотты. Для этой семьи изготовление сладкого десерта в рожках или чашечках было тем великим делом, которое она пронесла сквозь века. Что может быть более обыденным? И все же Боб приходил сюда снова и снова, потому что лакомство было восхитительным, честно говоря, и, когда он думал, сколько людей за последние двести-триста лет останавливались у этой двери и наслаждались неповторимым вкусом мягкого мороженого во рту, относиться к такому делу свысока уже не получалось. Эти люди давали другим нечто действительно хорошее, и от этого жизнь других людей становилась лучше. Это не было великим деянием, которое воспоет история, но и никчемной ерундой это тоже не было. Человек может поступать много хуже, чем посвящать значительную часть своей жизни делу вроде этого.

Боб даже не понимал толком, что значит найти себе дело жизни. Значит ли это передать кому-то другому право за тебя решать? Дурацкая идея. Вряд ли на Земле найдется человек более умный, чем он, и хотя это не значит, что он не способен ошибиться, это наверняка значит, что он будет дураком, если передоверит право решать кому-то другому, у которого шансов ошибиться больше.

Зачем он вообще тратит время на сентиментальную философию Карлотты, Боб тоже не понимал. Наверняка это и есть одна из его ошибок – эмоциональная человеческая сторона его менталитета одолела нечеловеческий талант рассудка, который, к его досаде, не всегда управлял мыслями Боба.

Стаканчик сорбета был пуст. Очевидно, он съел порцию, не заметив. Оставалось надеяться, что язык все же насладился вкусом, центр удовольствия в мозгу не среагировал.

Боб выбросил стаканчик и пошел дальше. Мимо проехал велосипедист, трясясь и вздрагивая всем телом из-за булыжной мостовой. Вот это и есть жизнь человека, подумал Боб. Так трясет всю дорогу, что не можешь ничего толком рассмотреть.

На ужин в столовой пансиона была фасоль с рисом и жилистая говядина. Боб с Карлоттой ели почти в молчании, слушая разговоры соседей и позвякивание посуды. В любом настоящем разговоре между Бобом и Карлоттой наверняка прозвучало бы что-то необычное, что могло бы запомниться, привлечь внимание, вызвать вопросы. Например, откуда внук у женщины с повадками монахини? Почему этот ребенок, с виду шестилетний, разговаривает как профессор университета? Потому Боб и Карлотта при посторонних говорили мало и только о погоде.