Тень гоблина

«Да, пожалуй, сейчас его надуть будет потруднее. Но нет задач невыполнимых, так, кажется, любит повторять Плавский. Обуем, дайте время, коли уж целую страну обули, то отдельно взятого генерала, да еще без армии, обуем за милую душу. Главное в другом — идея преемника, возникшая тогда спонтанно, сегодня обрела осязаемую оболочку многоходового действия и, можно сказать, стала реализовываться. Возможно, следует и поиграть с нынешним есейским губернатором, черт его знает, что там будет к двухтысячному году? Чтобы остаться в прикупе, надо карты в разных рукавах держать. — Михаил Львович механически почесал свой подбородок, словно потеребил невидимую бороду. — То, что Плавский попрет в президенты, тут особой прозорливости не требуется. Сейчас главное — не дать ему возможности отвязаться и начать искать союзников и спонсоров. В Есейск пролез с помощью местного криминального металлурга, а уж, когда на Москву пойдет, охотников будет хоть отбавляй. Так что сейчас — только самая крепкая и искренняя дружба, самая верная поддержка, главное, чтобы раньше времени не учуял, что он не одинок в очереди на должность преемника. А вон как он засуетился после последних перестановок! Дурак дураком, а чует, что заветное может уплыть. Прилетел с выпученными глазами: «Что за игры, Михаил Львович? Мы так не договаривались!» Можно подумать, что мы как-то по-другому договаривались. Стратег хренов! Одно хорошо, что прибежал он именно ко мне, значит, помнит, с чьей подачи взлетел. Это, может, самое главное и есть, может, именно это, когда надо, и выстрелит. Главное, не перегнуть палку, а так он, как наркоман, никогда с этой иглы не слезет».

Амроцкий любил иногда в часы недолгого досуга порассуждать на отвлеченные темы, и тогда он вырастал в собственных глазах до масштабов Спинозы и Макиавелли.

«Странное дело — политика, — с удовольствием зацепившись за любимую тему, думал Амроцкий, — и игра, и бизнес, и возможность самовыражения, и страсть, и наркотик, и все это в одном флаконе, вот уж поистине дьявольская смесь, стоит ее однажды попробовать и все, сгинул, пропал прежний человек; вместо него рождается кто-то новый, необузданный, самовлюбленный, тупо верящий в свою особую роль, готовый перегрызть глотку любому, кто посягнет на его заветное место. Ницше, безусловно, прав со своей белокурой бестией, но лишь отчасти. В большинстве своем перерожденный человек, приняв новую оболочку народного героя или избранника, духовно ломается и обращается в обычного безвольного слизняка, дрожащего за свое место. Его спокойно можно заставить выполнять самые немыслимые и мерзкие задачи. И нет в мире никого более подневольного, чем эти, в принципе, глубоко несчастные люди. Единицы, конечно же, пытаются остаться верными своим принципам и то, как правило, до прихода во власть. И нет сегодня в этой стране силы более аморальной и продажной, чем партия власти. И так в России было почти всегда. Однако простому народу это неведомо, он продолжает свято чтить своих кумиров и, после их смерти, выпрягаясь из последних сил, возводит им помпезные монументы, не взирая на царящие повсюду голод и разруху. И вот я — один из тех, кто все это видит, прогнозирует, одним словом, кашеварит на этой дьявольской кухне! Да, от скромности ты точно не помрешь. Главное, тебе самому не уподобиться тому приснопамятному коту, который настолько обожрался сметаны, что так и не смог из погреба вылезти».