Я стараюсь не слишком часто ездить в Гоа, в том числе и потому, что при каждой такой поездке знакомые нагружают меня всякими дополнительными поручениями. Вот и на сей раз, когда я тремя неделями ранее сказал Викраму, что собираюсь в Гоа, он попросил меня об услуге.
Как выяснилось, он отдал тамошнему ростовщику-акуле одно из свадебных украшений своей матери — ожерелье с мелкими рубинами — в залог при получении ссуды. Деньги с процентами Викрам вернул, но ростовщик отказался возвращать ожерелье. Он потребовал, чтобы Викрам лично явился за ним в Гоа. Зная, что ростовщик с почтением относится к мафии Санджая, на которую я работал, Викрам попросил меня потолковать с этим типом.
Я это сделал и добыл ожерелье, хотя Викрам сильно переоценил почтение ростовщика к нашей мафии. Я проторчал в Гоа лишнюю неделю, пока тот водил меня за нос, отменяя одну назначенную встречу за другой и оставляя записки с оскорблениями в адрес меня и людей Санджая; но в конечном счете ожерелье он вернул.
Впрочем, к тому моменту у него уже не оставалось другого выбора. Он был акулой, но мафия, которую он оскорбил, была акульей стаей. Я привлек четырех местных парней, которые также работали на Санджая. Впятером мы отметелили за милую душу крышевавших акулу бандитов и обратили их в бегство.
Потом мы добрались до ростовщика, и тот отдал мне ожерелье. Далее один из моих местных помощников победил его в честном бою и продолжил бить уже бесчестно, пока почтение акулы к мафии Санджая не возросло до вполне удовлетворительных размеров...
— Ну и как? — не унимался Викрам. — Ты забрал его или нет?
— Держи, — сказал я, доставая ожерелье из кармана пиджака.
— Чудесно! Ты справился! Я знал, что могу на тебя положиться. С Дэнни были какие-нибудь осложнения?
— Вычеркни этот источник займов из своего списка.
—
Он вытянул ожерелье из синего шелкового мешочка, и рубины загорелись на солнце, окровавив своим сиянием его сложенные в пригоршню ладони.
— Послушай, я... я должен прямо сейчас отвезти это к моей маме. Хотите, парни, я вас подброшу?
— Тебе же совсем в другую сторону, — сказал я, когда Викрам взмахом остановил проезжавшее такси. — А мне и пешком недолго до «Леопольда». В тех краях припаркован мой байк.
— Если ты не против, я бы прошелся немного с тобой, — предложил Навин.
— Дело твое, — сказал я, наблюдая за тем, как Викрам прячет шелковый мешочек под рубашку, для надежности.
Он уже начал садиться в машину, когда я придержал его и, наклонившись поближе, тихо сказал:
— Ты что с собой творишь?
— О чем ты?
— Не финти, Вик, я же просек по запаху.
— Какие финты! — запротестовал он. — Ну да, слегка догнался коричневым, и что с того? Дурь-то не моя, а Конкэннона. Он заплатил, а я только...
— Ладно-ладно, не заморачивайся.
— Я никогда не заморачиваюсь, ты меня знаешь.
— Некоторые люди могут по своей воле спрыгнуть с героина, Вик. Допустим, Конкэннон из таких. Но не ты, и тебе самому это отлично известно.
Он улыбнулся, и пару секунд я видел перед собой прежнего Викрама: того Викрама, который сам отправился бы в Гоа вызволять ожерелье, не обращаясь за помощью ко мне или кому-то другому; того Викрама, у которого вообще не возникло бы надобности в такой поездке, поскольку он ни за что не отдал бы в залог драгоценности своей матери.
Улыбка погасла в его глазах, когда он садился в такси. Я проводил его взглядом, понимая опасность ситуации, в которой он оказался: неисправимый оптимист, выбитый из колеи несчастной любовью.
Когда я продолжил путь, ко мне сбоку пристроился Навин.
— Он много говорит о девушке, об англичанке, — сказал Навин.
— Это одна из тех историй, которые обязаны иметь счастливый конец, но в жизни такое случается редко.
— Он также много говорит о тебе, — сказал Навин.
— У него длинный язык.
— И еще он говорит о Карле, Дидье и Лизе. Но больше всего он говорит о тебе.
— У него слишком длинный язык.
— Он говорил мне, что ты сбежал из тюрьмы. И что ты до сих пор в розыске.
Я остановился:
— Теперь уже твой язык удлинился не в меру. Это что, языковая эпидемия?
— Нет, позволь мне объяснить. Ты помог одному моему другу, Аслану...
— Что?
— Мой друг...
— О чем ты говоришь?
— Это случилось недели две назад, ночью, неподалеку от причала Балларда. Ты помог ему, когда он влип в историю.
И я вспомнил ту ночь и молодого парня, бегущего мне навстречу по широкой улице в деловом районе Баллард, — по обе стороны там сплошными стенами запертые офисные здания, некуда свернуть и негде укрыться. Преследователи настигают, и парень останавливается (три тени от уличных огней расходятся от него в разные стороны). Он уже готов принять бой в одиночку, и тут вдруг выясняется, что он не одинок...
— Ну и в чем дело?
— Он умер. Три дня назад. Я пытался тебя найти, но ты был в Гоа. И сейчас я пользуюсь случаем, чтобы сказать тебе это.
— Что именно сказать?
Он замялся. Я был с ним нарочито резок после упоминания побега и сейчас хотел скорее перейти к сути дела.