Тень и душа

Прошлая ночь. Всё ещё не прошло двадцати четырех часов, с тех пор как она получила звонок из этой больницы, натянула на себя какую-то случайную одежду и поехала в Мэдрон. Поразительная нелепость того, как всё изменилась за такое небольшое количество часов, довела Фейт до немоты и практически до бесчувственного состояния.

Но Биби заговорила.

— Мы только что приехали из её дома. Мы видели некоторые вещи.

И она рассказала доктору, что они видели в доме матери. Фейт наблюдала, как доктор слушает. Она начала кивать. В её глазах Фейт увидела мрачную тень волнения, будто бы она разгадала загадку, но картинка всё ещё не была однозначна.

Затем Биби закончила описанием напоминалок и спросила:

— Это Альцгеймер, док?

— Нет, — Фейт поняла, что это её голос. — Нет. Она слишком молода.

Доктор Томико повернулась и адресовала свой ответ Фейт.

— Она, правда, немного моложе. Обычно, мы видим признаки после шестидесяти. Но это норма, а не правило. Я сталкивалась со случаями раннего развития синдрома у пациентов немного моложе тридцати четырёх. Как я уже сказала, есть большее количество тестов, которые я бы хотела провести, но то, что вы рассказали об увиденном в её доме, — пример классического выживания при раннем возникновении прогрессирующей потери сознания. Не всё слабоумие — это Альцгеймер, большое количество диагнозов исключается, а не ставится. Но именно в этом направлении мы и хотим провести нашу диагностику.

— Но почему она бегала голой в середине ночи, бредя? Это что, потеря памяти?

— Любой вид деменции — это больше, чем просто потеря памяти. Это потеря восприятия… способности связно мыслить линейным путем. Добавьте к этому провалы в памяти, а иногда это годы или десятилетия, которые просто потеряны, и мир становится ужасающим и враждебным.

Биби всхлипнула, и Фейт поняла, что та плачет. Фейт же сама была настолько онемевшей и ошеломленной, что была неспособна чувствовать хоть что-нибудь, кроме непонимания.

— Ну и что теперь?

— Перелом её ноги достаточно серьёзный, чтобы гарантировать то, что она останется здесь, по крайней мере, пять или шесть дней. Я бы хотела использовать это время, чтобы уточнить детали и поставить окончательный диагноз, если смогу. А также я советую вам привести второго невропатолога, чтобы составить независимое заключение. Когда её выпишут, ей потребуется помощь, по крайней мере, пока не снимут гипс, а, возможно, и значительно дольше в связи с диагнозом. Это может быть некоторая физиотерапия для её ноги и трудотерапия, которая сможет помочь поддержать её ум ясным, насколько это только возможно. Ещё лекарства тоже могут помочь. И, опять же, всё это в первую очередь зависит от конечного поставленного диагноза.

— Ок.

Это всё, что произнесла Фейт. У неё были свои собственные проблемы с мировосприятием в настоящее время, и она чувствовала себя слишком истощенной, чтобы попытаться найти смысл.

Это было больше, чем просто беспорядок и эмоциональная насыщенность прошедшего дня, которые заставили её почувствовать себя такой внезапно утомленной. Это была вырисовывающаяся расцветающая мысль, которую было очень трудно принять, но которую потребуется осознать… мысль, из-за которой Фейт сбежала из этой семьи десять лет назад. Та самая, что причиняла боль, злила и заставляла ощутить вынужденную потерю людей, которым она больше всего доверяла, та мысль, из-за которой она по-прежнему страдала, что по-прежнему разрывала её на части, когда она представила, что ей, в конечном счете, придётся стать сиделкой для своей матери.

Женщины, которая назвала её блядью и шлюхой, той самой, которая сказала всего несколько часов назад, что она не желает ее… та самая женщина — её мать — становится ответственностью Фейт.

Она знала, что это правда. Не имело значения, будет ли диагноз окончательным или нет. Фейт понимала, что это правда.

Она ущипнула себя за руку. Сильно.

— Спасибо вам, док.

Тон Биби был пренебрежительным, и доктор уловила его.

— Конечно. Я буду на связи, и у вас есть моя визитка, если появятся другие вопросы.

Она снова протянула руку, и Фейт глазела на неё в течение секунды, прежде чем пожала.

Когда доктор Томико ушла, Биби положила руку на бедро Фейт.

— Знаешь, что, детка? Я возьму всё дерьмо твоей матери на себя и посижу с ней пока. Почему бы тебе не поехать обратно домой? Прими горячую ванну и приляг.

Она покачала головой.

— Я не могу. Майкл там. Я не могу одновременно справиться и с этим, и с тем. И, Боже, я должна сменить эту одежду. Я носила её целый день… и подобрала с пола, когда собиралась сюда. Нет. Я еду домой.

— Фейт, нет.

— Я вернусь. Правда. Мне необходимо оказаться сейчас в своём собственном доме и поставить мозги на место. И я должна упаковать свою собственную сумку, как мне кажется. Дай мне пару дней, и я вернусь.

Биби просто одарила её тем острым проницательным взглядам.

— Я вернусь, Бибс. Я обещаю.

~оОо~