Тень и душа

Когда ему было семь, он жил в небольшом интернате, которым управляли муж и жена. Женщина работала в ночную смену. А мужчина обожал, когда ему дрочили, пока он смотрел телевизор. Он сидел, рукой обнимая Майкла, запутывая свои пальцы в его волосах, издавая стоны и шепча, как он красив.

Мужчина, который прижёг его сигарой, был смотрителем общественного интерната. Майкл провёл там три года с девяти до двенадцати. К тому времени, как он покинул это место, и по пути к своему первому пребыванию в колонии, его научили всему этому. Тот мужчина обожал класть парней друг на друга и смотреть. Парни тяжело добивались того, чтобы быть сверху. А парни, которые не смогли... Майкл так и не смог.

В его первое пребывание в колонии он приглянулся охраннику.

К тому времени, как он вышел, ему исполнилось тринадцать, и после этого больше никто и никогда не притрагивался к нему, сумев при этом выжить.

Именно из-за этого он получил свой второй срок в колонии и вышел из системы опеки, будучи за решеткой. Но больше его никто не трогал.

Ему потребовались все эти годы, чтобы стать достаточно сильным духом и телом, чтобы прекратить это. Сопротивление означало больше боли, страха и потерь… побои и стыд, переезды и лишения. Когда он был слишком маленьким, этот страх был больше, чем страх перед тем, что надо было сделать. Более того, через некоторое время он начал принимать происходящее просто как часть своей жизни. Он никогда не соглашался на «это», но «это» приходилось ожидать.

Когда Демон вспоминал о своём детстве, это смирение становилось его величайшим позором. То, что он позволил этому случиться. Прошло столько лет, прежде чем он действительно дал отпор.

Он лучше застрелится из пистолета, чем рискнёт судьбой своего сына. Это даже не обсуждается. Если его смерть сохранит опеку Биби и Хусиера над Такером, тогда проще некуда.

Но он точно не знал, так ли это. Поэтому продолжал смотреть на пистолет и ничего не делать.

~oOo~

Он увидел мотоцикл, едущий по пустой дороге, задолго до того, как услышал, что это Мьюз. Он сидел и наблюдал за тем, как тот подъезжает — маяк из белого света на чёрной дороге. Он остановился практически в том же месте, что и Демон. Он не удивился. Мьюз и раньше находил его здесь, и Демон знал, что также и Барт, и Шерлок могут выследить его по GPS в телефоне.

Он почти ожидал, что Мьюз появится. Лишь на половину, вторая половина думала, что они могут дать ему просто исчезнуть.

Поэтому он сидел на месте и наблюдал, как Мьюз разбегается и запрыгивает на его скалу. Они сидели бок о бок, пока он не обменялся всего одной фразой с ним.

— Она мертва, Деми.

Демон повесил голову. Он всё ещё думал, что клуб поможет ему скрыть это, но он убил женщину, кого-то невинного в клубном бизнесе. И сделал это в клабхаусе. В лучшем случае, думал он, его снова сошлют. Отправят подальше от Такера, подальше от Фейт и его дома. Он посмотрел на пистолет.

— Ты этого не делал. Это я. Хус приказал. Она уже была под кайфом по самое не балуйся. Я лишь вмазал её до конца пути и бросил в переулке в Сан-Бернардино. Это будет выглядеть, как будто шлюхе-наркотке не повезло, пока она была обдолбана. Всем будет наплевать на это. Ты свободен, Деми. Ты свободен от неё. Ты и твой мальчик. Она не сможет больше трахать твой мозг.

Не поднимая голову, Демон начал плакать, Мьюз положил руку ему на плечи и дал время.

Через минуту, когда Демон задушил слёзы, Мьюз спросил:

— Планируешь поохотиться на койотов здесь?

Демон повернулся и вопросительно посмотрел на него. Мьюз кивнул на пистолет на его коленях.

— Что происходит?

Он пожал плечами. Не зная, как рассказать обо всём, что творится в его голове, или даже не уверенный, стоит ли рассказывать. Он произнёс:

— Я не гей. То, что сказала Кота… я не гей.

— Я так и не думал.

Они оба молчали какое-то время, Демон знал, что Мьюз позволит ему оставить всё как есть. Может, даже весь клуб. Но там прозвучала ложь, прямо посреди клабхауса, так что все узнали или думали, что узнали что-то про него. Он не знал, как всё это превратить в неправду, и это душило его прямо сейчас, все давно утерянные воспоминания орали у него в голове, хватаясь за него и утаскивая во мрак.

Ему придётся вытащить их на свет, но не мог позволить себе рассказать. Он пытался придумать хоть что-то, что сможет рассказать.

— Кота тоже вышла из системы опеки. Она сбежала, когда ей было пятнадцать, но она оказалась там до того, как ей исполнился год. Думаю, поэтому я подумал, что могу быть близок с ней. Нам недолго было с ней хорошо, но пока так было, мы разговаривали об этом. Она рассказала мне о том дерьме, что произошло с ней. А я рассказал ей о том дерьме, что произошло со мной. Я больше никому никогда не рассказывал, ни единой живой душе. Глупо было доверять ей. Но сегодня она солгала. Солгала. То дерьмо, что произошло со мной… мне никогда не нравилось. Никогда. Мне было больно, и от этого выворачивало на изнанку. Это пугало меня и злило. Это так охренительно выводило меня из себя. Это больно. Я ненавидел это. Всё это. Я — не гей.