Тень и кость

Я запрыгнула на высокую постель, скользнула под тяжелое одеяло из шелка и меха и задула свечку. Откуда-то слышались звуки закрывающихся дверей, голосов, желающих друг другу спокойной ночи и шорохи отходящего ко сну Малого дворца. Я смотрела в темноту. У меня никогда раньше не было своей комнаты. В Керамзине я спала в старом портретном зале, который преобразовали в общую спальню, окруженная бесчисленным количеством других девочек. В армии спала в казарме или в палатках с другими картографами.

Моя новая комната казалась огромной и пустой. В тишине на меня разом накатили все события этого дня, и глаза защипало от слез. Завтра я проснусь и обнаружу, что все это было сном, Алексей все еще жив, а Мал – не ранен. Никто не пытался меня убить, я никогда не знакомилась с королем и королевой и не видела Апрата и никогда не чувствовала руку Дарклинга на своей шее. Может, я проснусь от запаха горящего костра, в своей удобной одежде, на своей узкой койке и расскажу Малу об этом странном, пугающем, но в то же время прекрасном сне.

Я провела пальцем по шраму на ладони и услышала голос Мала: «С нами будет все отлично, Алина. Как всегда».

– Надеюсь, Мал, – прошептала я в подушку и позволила слезам погрузить меня в сон.

Глава 8

После беспокойной ночи я проснулась рано и больше заснуть не смогла: забыла задернуть шторы, когда ложилась, и теперь солнечный свет лился через окна. Я раздумывала над тем, чтобы встать и занавесить их, а потом еще поспать, но у меня просто не было сил. Возможно, дело было в беспокойстве и страхе, заставлявших меня крутиться и ворочаться, или в роскоши сна на непривычно удобной кровати после многих месяцев, проведенных на шатких лежаках или вовсе на тонком матрасе между мной и жесткой землей.

Я потянулась, чтобы провести пальцем по замысловато вырезанным птицам и цветам на столбике кровати. Высоко надо мной сквозь балдахин виднелся цветной орнамент на потолке, состоящий из листьев, цветов и летящих птиц. Я разглядывала узор, пересчитывая листочки на венке можжевельника, и не заметила, как задремала. Тут послышался стук в дверь.

Откинув тяжелые покрывала, я скользнула ногами в изящные отороченные мехом тапочки, оставленные у кровати. За дверью ждала служанка со стопкой белья, обувью и кафтаном синего цвета, перекинутым через руку. Не успела я поблагодарить девушку, как та сделала реверанс и исчезла.

Закрыв дверь, я положила обувь и одежду на кровать, а новый кафтан аккуратно повесила на ширму и некоторое время просто смотрела на него. Всю жизнь я носила одежду, оставшуюся от старших сирот, а затем стандартную униформу Первой армии. Конечно, у меня никогда не было ничего, сделанного на заказ. И тем более я никогда даже не мечтала носить кафтан гриша!

Я умылась и расчесала волосы. Я не знала, когда придет Женя, поэтому не была уверена, есть ли у меня время на ванную. До смерти хотелось чаю, но у меня не хватало храбрости позвать служанку.

Наконец мне ничего не оставалось делать, поэтому я взялась разбирать одежду на кровати. Там были обтягивающие брюки из ткани, которую я никогда не видела раньше – она сидела и ощущалась как вторая кожа; длинная блуза из тонкого хлопка, которая подпоясывалась синей лентой, и высокие сапоги. Но назвать эту обувь сапогами казалось неправильным. У меня были сапоги. Эти же были чем-то совершенно иным: черная кожа мягчайшей выделки, идеально облегающая мои икры. Наряд был странным: с одной стороны, она походила на ту, что носят фермеры и крестьяне, но ткань была мягче и дороже – обычный крестьянин не мог себе позволить такую.

Когда я оделась, то стала разглядывать кафтан. Неужели я действительно собиралась надеть его? Неужели я действительно стану гришом? Это казалось невозможным. «Это просто форма», – упрекнула я себя. Потом, сделав глубокий вдох, сняла кафтан с ширмы и скользнула в него. Он был легче, чем казался, и, как и остальная одежда, идеально подходил мне. Застегнув маленькие потайные пуговки спереди, я отступила, пытаясь хоть немного рассмотреть себя в зеркале над умывальником.

Кафтан был глубокого полуночно-синего цвета и почти доставал мне до пят, а рукава были широкими. И хотя он во многом походил на пальто, но был столь элегантным, что я чувствовала себя так, будто надела платье. Затем я заметила вышивку на манжетах.

Как и все гриши, эфиреалы обозначали свое назначение в ордене цветом вышивки: голубой для проливных, красный для инфернов и серебряный для шквальных. Мои манжеты были вышиты золотом. Я пробежалась пальцем по золотым нитям, чувствуя резкий приступ тревоги, и чуть не подпрыгнула, когда услышала стук в дверь.

– Очень хорошо, – сказала Женя, когда я открыла ее. – Но ты бы лучше смотрелась в черном.

В ответ я очень грациозно показала ей язык, а затем поспешно последовала вдогонку, пока она прошествовала по коридору и начала спускаться по лестнице. Женя повела меня в ту же куполообразную комнату, где накануне мы собирались для процессии. Сегодня тут и близко не было вчерашней толпы, но все же стоял гул разговоров.