«Ту-ту-ту», — протяжно заплакала трубка. Витек осторожно, словно кобру, положил ее обратно на рычаги. Посмотрел на нее задумчиво, потом почесал прилепленную к телу пластырями марлевую повязку, под которой внезапно зазудело плечо. Оно так вот зудело иногда. Заживало.
«На хорощий собак все быстро заживает… Так. Значит, через час. Торопится. Вроде вчера на час дня назначал…»
— В гости к Богу не бывает опозданий, — тихо, хрипло и глухо пропел за соседской стенкой Высоцкий.
Витек криво усмехнулся и, подойдя к вешалке, вытащил из кармана куртки револьвер. Откинул барабан, вытащил из кармана патроны…
На пол упал пакетик с таблетками.
«Принимать за час до убийства…»
Витек поднял пакетик и с сомнением всмотрелся в три кружочка, содержащих в себе какую-то подозрительную Стасову «правду».
«Может, ну их на фиг? Но, с другой стороны — почему бы и нет? Стас-то вроде как помог в первый раз, а то бы точно забили бычары до смерти. Глядишь, и во второй раз не навредит».
Он открыл пакетик, высыпал в ладонь таблетки, бросил их в рот, разжевал, проглотил — и только после этого вспомнил, что Стас советовал принимать «по одной до убийства».
«Теперь-то уж чего? Теперь-то уже поздняк метаться. Не блевать же перед мочиловом в туалете. Не романтично оно как-то», — рассудил Витек. После чего, зарядив револьвер, достал из-за шкафа спортивную сумку с кимоно, перчатками и утяжелителями для рук и ног, подняв облако слежавшейся пыли. Так она и лежала там, за шкафом, сумка эта, с самого ухода в армию и до сего времени. Сестра не трогала. Знала — святое.
Знала — да не все. Это когда уходил — святое было. Сейчас — так, вещи из прошлого. От мистики и легенд об энергетических ударах и летающих ниндзя, коими в изобилии пудрили мозги подвальные тренера, осталась только вот эта слежавшаяся пыль. И сумка. Там, в армии, быстро разъяснили, что почем…
Витек не спеша оделся, положил револьвер в карман, чтоб полегче нести было, выбросил из сумки утяжелители, закинул ее на здоровое плечо и открыл дверь.
Под ногами шуршали листья. Дубовые, с ровно, словно резцом художника, обрезанными волнистыми краями; кленовые, вызывающе растопырившие желто-зеленые пальцы… В городе любили деревья, и их ровными рядами были засажены многие улицы и аллеи. Ковер опавшей листвы застилал тротуары очень быстро, и метлы дворников не успевали справляться с этим ковром.
Красивых листьев было много. Правда, были среди них и еще какие-то — мелкие, подгнившие, уродливые и скрюченные, затесавшиеся по случайной природной недоработке в роскошное покрывало осени и теперь прилипающие к обуви прохожих бесформенными черно-рыжими кляксами.
«Уроды есть везде», — подумал Витек — и подивился сам себе. Надо же, вроде бы сроду не обращал внимания на всю эту поэтическую дребедень. Ходил себе мимо год за годом, а тут — на тебе — листья, деревья… Хотя, сестра рассказывала, в детстве вроде какие-то там гербарии собирал… Но мало ли кто как чудил в детстве…
Навстречу Витьку шли парень с девушкой. Он что-то рассказывал, помогая себе обеими руками, она заливисто смеялась, закидывая голову назад. В руке девушка держала букетик из нескольких кленовых листьев.
«И этого у меня не было, — удивился Витек. — Познакомились, пузырь винища раздавили — себе рюмку, ей — остальное — и в койку. И вся любовь. А чтоб вот так, ничего не делая, просто гулять — не было…»
Внезапно его качнуло.
«Вот те на…» — удивился Витек.
Пространство перед лицом смазалось, словно невидимый художник провел по нему плохо вымытой кистью. Фигуры девушки и ее парня смазались, став серыми силуэтами на фоне серой ленты улицы, словно забором огороженной нависшими громадами зданий. Лишь листья в руке девушки пульсировали изнутри багряно-красным, того и гляди готовые прорваться и хлынуть на землю кровавым потоком. И медленно ползли к ним со всех сторон черные от сажи цветки сакуры в надежде омыться и очистить себя от скверны.
«Я всегда знал, что они живые», — подумал Виктор. И ничуть не удивился тому, что сходит с ума. Оказывается, те, кого люди считают сумасшедшими, просто живут в своем мире, в котором никто не удивляется тому, что у цветов и листьев есть своя жизнь и свои желания.
Но видение длилось недолго. Нерадивый художник махнул своей кистью в другую сторону, мир вздрогнул — и вернулся в привычное русло. Виктор сморгнул и проводил взглядом парочку, свернувшую за угол.
Всему в этом мире есть объяснение. Например, врачи говорят, что если человека часто и сильно бить по голове, у него случаются глюки. А еще у человека бывают дела, которые надо сначала сделать и лишь потом ломать голову над тем, что происходит с ним и с окружающим его миром.
Дорога свернула к арке.
Под аркой курил Ибрагим.
— Вах, какой сюрприс, — сказал Ибрагим и выплюнул бычок. — Сумка зачэм принес?
— Саид сказал, — безразлично сказал Витек. У него из головы упорно не шли те мертвые листья в руке у девушки, наполненные пульсирующей кровью, словно в каждом из них билось в агонии маленькое сердце.
— Открывай.
— А?
Витек сейчас не совсем понимал, чего от него хотят.