Курение было категорически запрещено во всем здании, и все знали это. Курилка была устроена на улице, за углом, подальше от ее кабинета. Серова оглянулась:
— Знаете, а у меня…
— Пепельницы нет? — перехитрил ее Небольсин. — Это не проблема.
Он взял с ее стола чистый лист бумаги, разорвал его пополам, одну часть вернул на стол, а из второй свернул кулечек. После этого, уже не спрашивая, встал у окна и закурил.
— В общем, так. Об исчезновении Макса я узнал от его матери. Мы ведь жили в соседних домах, да и с Максом дружили, так что часто забегали друг к другу, и она меня, конечно, знала. В общем, она мне позвонила, попросила приехать. Стала плакать, рассказывать, что Макс связался с какой-то дурной компанией и ведет странную жизнь. Ну, обычный материнский набор, — ухмыльнулся Небольсин, и в его голосе кровоточила тоска по тем, кто уже никогда не сможет ни отчитать, ни приласкать. — В общем, я уже думал, что она просто выплакивается. И вдруг она мне говорит: у меня, Валера, тяжело на сердце. Что-то случилось с Максом. И тут, Татьяна… простите, ваше отчество…
— Львовна.
— Так вот, Татьяна Львовна, недели за полторы до этого был убит наш с Максимом общий друг Валя Носков. Так получилось, что я в тот день дежурил и выехал на место преступления. Подробности вам знать ни к чему, но убийство было совершено с особой жестокостью. Не знай я Носкова, был бы убежден, что у него одна банда выпытывала секреты другой. Оказалось, что перед самой смертью у него в гостях был Максим. Нет-нет, его ни в чем не подозревали, поэтому поначалу я и не думал ни о чем… таком.
Небольсин неопределенно помахал рукой в воздухе.
— А сейчас?
— Что — сейчас? Ах, сейчас… А вот сейчас стали наплывать вопросы.
— Насколько я понимаю, сроки следствия давно истекли? Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь. Впрочем, дело и тогда было закрыто достаточно быстро. В квартире Носкова не было обнаружено никаких следов чужих людей, а допросить Кузнецова не удалось в связи с его исчезновением. Вот так.
— Тогда о чем мы сейчас говорим?
Небольсин отвернулся, затушил сигарету, повертел в руках кулек-пепельницу, вернулся к столу.
— Татьяна Львовна, вы можете вспомнить, с кем Максим встречался в ту пору и чем занимался?
Серова уже почти начала отвечать, когда вдруг вспомнила, что она и сама не пустышка, а человек достаточно серьезный и влиятельный и отвечать на вопросы постороннего человека может только при наличии серьезных причин, заставляющих это сделать. И она уже хотела сказать об этом, когда Небольсин снова заговорил:
— Уточню вопрос. Вы в ту пору слышали, что Макс интересовался расстрелом Романовых?
Глава 7
Любишь кататься, люби и саночки возить, подумал Петр Алексеевич Лопухин, учитель средней школы, щелчком отправляя окурок в полет. Пока окурок летел, Лопухин провожал его взглядом, а когда он упал в густую траву на краю склона, огорчился: какую же красоту испортил!
Красота, в самом деле, была несказанная! Она переполняла Лопухина, заставляя забывать обо всем! Вот уже пятый день они находились в Беловежской Пуще, а Лопухин только сегодня утром вдруг понял, что это — то самое место, где Ельцин и компания разрушили Советский Союз, а поняв, посмотрел на спавшую рядом Терезу и сразу забыл и про Ельцина, и про всех остальных…
До этого времени Лопухин был уверен, что воспеваемая ансамблем «Песняры» Беловежская Пуща принадлежит только Беларуси, но уже в первые же минуты их путешествия какой-то дальний родственник Терезы доходчиво объяснил, что исторически-то Пуща — польская, и придет время, когда справедливость восторжествует. Все это он излагал, сопровождая словами, которые звучали как-то сердито и зловеще, шипяще и свистяще, и очень похожи были на грубые слова, которыми ныне так любит изъясняться и российская молодежь. Уж он-то, учитель средней школы Петр Алексеевич Лопухин, это прекрасно знает!
Впрочем, выяснять значение и прикладную направленность этих слов, а тем более требовать прекращения таких речей, Лопухин и не думал, потому что этот самый родственник вез их на своем авто в ту самую часть Пущи, которая располагалась на территории Польши. Лопухин глядел по сторонам, восхищаясь всем, что он видел, а особенно, конечно, восхищало его то, что рядом с ним была любимая женщина, и теперь им можно наслаждаться жизнью без примитивных ограничений и глупых предосторожностей!
Границу пересекали днем, открыто и совершенно незаконно. Тереза, наверное, в сотый раз повторявшая, что такие путешествия здешние жители совершают постоянно, смеялась над опасениями Петра и время от времени приникала к его рту своими горячими пухлыми губами. Ах, как ты прекрасна, любимая Тереза! Все бы отдал Петр за ее любовь! Что, собственно говоря, он и делал.