Тень императора

— Вы что, позволили мои вещи унести? Да вы же… вы же… вы — соучастники воровства! — снова заорал Корсаков. Одной рукой он скинул с сиденья бабу, другой откинул крышку, под которую укладывал свою сумку. Отделение было пусто. Все шло как по маслу. Корсаков сел, изображая растерянность. — Как же так-то, а? Вы кому же мои вещи-то отдали, а? — Высунувшись в коридор, все тем же противным голосом заорал: — Пррраааааааааваааааааааааадник!

Протоколы составляли долго, попутчицы все время перебивали друг друга, полицейский злился, а проводник и бригадир с ярко выраженным неодобрением смотрели на Корсакова, и тот был с ними согласен. Более того. Он бы с удовольствием отвел их в сторонку и все рассказал, но не мог. Он должен молчать, зная все, как молчал любой нормальный советский разведчик в любом советском кинофильме. Зато теперь те, кто присматривал за ним, знали точно, что ничего он не нашел, и в Москву никакие документы и бумаги не везет. А это сейчас — почти полная гарантия того, что его не тронут. Суета вокруг украденных вещей улеглась уже глубокой ночью, баба вынуждена была уступить завоеванное нижнее место, и Корсаков заснул счастливо и безмятежно. То ли выпитое, то ли нервная встряска, то ли предчувствие надвигающихся событий руководили им, Игорь не знал. Но весь день он мирно спал, набираясь сил.

Запись телефонного разговора, состоявшегося … июля … года:

НО 1: Ну, что у вас? Как дела?

НО 2: Хреново.

НО 1: Что такое? Опять упустили?

НО 2: Не упустили, но и толку нет.

НО 1: Не тяни! Подробнее!

НО 2: Короче, не было у него никаких бумаг, а еще он скандал закатил такой, что и бригадира вызывали, и транспортная полиция на первой же станции подсела… В общем, я пацанам велел к нему в поезде не приближаться.

НО 1: (после паузы): Ну, тоже правильно. Зачем на рожон лезть. Сейчас он как?

НО 2: Сейчас в Екатеринбург подъезжает, планов не знаю, следить будем.

НО 1: Ладно. Докладывай по ходу.

Глава 14

Екатеринбург. Июль

— Так у вас-то, в Москве, дорогой вы мой, разве кому-то интересна история Отечества нашего?! — с чувством вопрошал пожилой собеседник.

— Ну, вы снова о своем! — так же энергично возражал Корсаков. — Да ведь история — понятие не географическое! Вы от пафосных-то фраз отказались бы, потому что они только мешают истории становиться наукой! И происходит это совершенно независимо от места действия!

— Ох, не скажите, — не сдавался оппонент.

Это, как выяснилось за то время, которое они — Корсаков и екатеринбургский краевед Павел Власович Рукавишников — провели на скамеечке в скверике в самом центре Екатеринбурга, было вполне в стиле краеведа. Рукавишников и на встречу-то согласился лишь после долгих уговоров, и каждую попытку Корсакова задать сложный вопрос блокировал встречными вопросами, уточнениями формулировок, обсуждением точности понятий, а то и самыми простыми приемами типа вопроса «ну, так что же». Вдобавок к этому Рукавишников, хотя все эти затяжки исходили от него, то и дело всячески демонстрировал свое недовольство пустой тратой времени, происходящей, естественно, по вине собеседника, то есть все того же москвича Корсакова. А того это, конечно, злило, потому что он никак не мог понять, почему все так происходит, и вообще, учитывая то, как он провел несколько последних дней, спокойствия в нем оставалось чуть-чуть, а то и еще меньше.