Тень иракского снайпера

Специалиста по эксгумациям, которого рекомендовал Глетчер, звали Олдон Брайт. Было ему за пятьдесят, и работал он совсем не в полиции, а в одном из научно‑исследовательских институтов Сан‑Франциско, занимающихся археологией.

Когда‑то лет двадцать назад какой‑то умный следователь, неудовлетворенный обычными результатами эксгумации, решил обратиться к историкам. Ему рассказал приятель, что есть в археологическом центре человек, который, изучая кости, умеет делать удивительные выводы.

Рассказ этот наверняка был неслучайным. Когда в каком‑то учреждении появляется человек, который не просто выполняет свои обязанности, а одержим свом делом, об этом рано или поздно становится известно. Такие люди обычно очень хорошие профессионалы, но в быту отличаются странностями… И вот все это вместе — и высокий профессионализм, который позволяет делать выводы, до которых обычный исследователь бы никогда не додумался, и странности, которые в устных рассказах и пересказах расцвечиваются и приумножаются, — создает вокруг таких людей некий легендарный ореол.

Этот ореол тем удобнее, что в бытовом смысле он совершенно безобиден. Обычно людям известным, а тем более легендарным, всегда завидуют… Но легендарным чудакам — никогда.

А потому можно твердо сказать, что Олдон Брайт был и в самом деле личностью яркой (такое значение имеет его имя на английском), а во‑вторых — легендарной. Легендарный чудак Олдон Брайт нисколько на такую репутацию не обижался, напротив — даже гордился ею. Того, что мог рассказать археологам Брайт, изучая древние скелеты, не мог больше никто. Но древность была для Брайта условием необязательным, он настолько любил восстанавливать живое по неживому, что, когда его пригласили сотрудничать с полицией, восторга не проявил, но и не отказался. Ставки у него были высокие, но работники дознания готовы были платить ему хоть из своих скромных заработков, настолько поразительные результаты выдавал иногда Брайт. И, главное, они всегда оказывались верны.

В случае с О’Рэйли Брайту не пришлось даже прилагать особенных усилий.

— Ну, что я тебе скажу, Лайон? Не знаю, чего ты ждал, выкапывая этого «объекта», — так Брайт именовал своих клиентов, — но впечатление у меня однозначное — элементарное удушение. Причем… — Олдон сделал паузу, и Лайон услышал, как он глубоко затянулся и с шумом выдохнул. — Причем произведено это удушение очень профессионально. Повреждена подъязычная кость. Насколько я понимаю, ему сперва передавили сонную артерию, чтобы он потерял сознание, а потом не просто удушили, а почти свернули шею. Во всяком случае, человек, который на него напал, обладал хорошей техникой удушения… — Снова глубокая затяжка. — На мой взгляд, это был человек, имевший специальную подготовку, — продолжал Брайт. — То есть профессионал. Могу поручиться, что у него на счету много подобных… случаев.

— Спасибо огромное, Олдон. Ребята в полиции, которые расследовали дело… упустили кое‑какие детали, скажем так. Поэтому без вас мы никак не могли обойтись. И недаром Глетчер говорил о вас в превосходных степенях.

— Ага… — чувствовалось, что Олдону приятно это слышать. — И о том, какой я невыносимый чудак, вам тоже, конечно, рассказывали.

— Скажите, Олдон, нашлась у вас минута взглянуть на материалы по двум недавним убийствам, которые я вам послал?

— Мне бы, конечно, лучше самому «объекты» увидеть… — задумчиво сказал Олдон, — но по некоторым признакам похоже, что и этих удушили профессионально.

— Мог это быть один и тот же убийца?

— Тут мы, друг мой, ступаем на зыбкую почву, — улыбнулся Брайт. — Пока я сам, своими глазами не увижу «объект» и своими руками не пощупаю — ничего определенного. Одно скажу: отрицать возможность того, что это дело рук одного человека, я не стану. Но на этом — точка.

* * *

— Господин Потемкин. — Голос в трубке справился с непривычной фамилией на удивление легко. — Вы меня не узнаете, конечно… — И после совсем короткой паузы: — Я дочь художника Леборна…

— Здравствуйте, Патимат! — Потемкин сам удивился, почему этот голосок его так обрадовал. Не ожидал, конечно, услышать девушку, которая так тебе понравилась, упрекнул он сам себя. Хотя где‑то внутри знал — не в этом дело. Просто подсознательно хотел ее услышать. Не думал, не надеялся, но — хотел.

— Вы и имя мое запомнили? — Девушка говорила удивленно, но Потемкин знал, что она понимала — Олег ее запомнит, еще в момент прощания в мастерской Леборна.

Олег молчал, потому что был не уверен в цели звонка. Хотя какая разница?

— Я хотела расспросить вас кое о чем, — продолжала Патимат. — Когда вам удобно? И где? В ваш офис…

— Нет, в офис я вас точно не приглашаю, — охотно поддержал Потемкин. — Мы могли бы увидеться даже сегодня, поскольку, полагаю, дело неотложное, раз вы звоните… Скажем, в пять. Годится? — И, получив подтверждение, продолжил: — Скажем, на Фишермен Варф. У того причала, где тюлени… Забыл номер — сорок шестой, кажется?

— Там народу всегда полно, — выговорила Патимат нерешительно.

— Обещаю вам место, где нам никто не помешает.