Тень Каравеллы

Может быть, ветры стали дуть иначе. Или солнце скатилось ближе к осени и светит неярко и печально. В общем, что-то не так в августовском небе. Грустно. Да и на земле тоже.

Конечно, тот, кто не знает, ничего и не заметит. И небо синее, и пестрые «конверты» просвечены в нем яркими лучами. Но ведь Илька-то знает. Он смотрит вверх и видит, что нет среди змеев белого «Фрегата» и черно-зубчатого «Кондора». И не было вчера. И позавчера…

Что случилось, Илька не может понять. Ильке тоскливо. И еще тревожно, будто «Кондор» и «Фрегат» попали в беду.

Как узнать? Генка заперся дома и не хочет откликаться. А пойти без Генки к Владику Илька боится. Вернее, не боится, а ему кажется, что идти нельзя. Почему так, он не знает, а посоветоваться не с кем. И не хочется никуда бежать. Что хорошего бегать просто так, если это никому не надо?

Илька побывал у Шурика. Шурик лежал на полу и рассматривал лист с непонятным чертежом.

— Это что? — спросил Илька.

— Послушай, — сказал Шурик, — у тебя есть паяльник?

— Паяльник?

— Вот именно.

— У нас дома молоток есть, — сказал Илька. — Плоскогубцы есть. Отвертка есть от маминой швейной машины… Это что на бумаге?

— Где бы достать паяльник? — вздохнул Шурик.

— Генка дома сидит, — грустно сообщил Илька. — Владькиного змея не видать. Почему?

Шурик почесал подбородок о плечо и рассеянно ответил:

— Надоело, наверно, запускать.

— Надоело! — возмутился Илька. — Сам не знаешь… Сам никогда не пускал, только чертишь. Хоть бы раз попробовал, тогда бы говорил.

— А ты пробовал? — зевнув, спросил Шурик.

Он задел больную струну. Илька гордо повернулся и пошел к двери.

— Придется чинить старый паяльник… — услышал он за спиной.

Илька отыскал Яшку. Печальный Воробей сидел за сараем, там, где раньше стояла катапульта, и думал какую-то горькую думу.

— Яш, сбегаем к Владику, — сказал Илька и переступил с ноги на ногу. — «Фрегат» почему-то не летает. И «Кондор» не летает. Генки нет. Скучно.

Яшка скосил на Ильку круглый птичий глаз, но ничего не ответил и снова погрузился в горестные мысли. И от этих мыслей он раскачивался взад и вперед. Все сильнее и сильнее. Так, что в конце концов стукнулся затылком о стену сарая, а лбом — о поднятые колени. Тогда он мрачно сказал:

— Никуда я не побегу. Беги со своим Генкой, если охота.

— Нет же его, — жалобно начал Илька. — Я же говорю: он дома сидит и не откликается.

В Яшкиных глазах искорками вспыхнул интерес. Но тут же погас.

— Есть у тебя рюкзак? — с печальным вздохом спросил Воробей.

— Зачем?

— Тебе все сразу знать! Придет время — узнаешь.

— Есть у нас рюкзак. Только папин, старый, — сказал Илька. Спрашивать он больше не стал. Чем больше расспрашиваешь, тем хуже. Лучше подождать.

— Уеду я, — сипло сказал Воробей и отвернулся.

«Куда?» — чуть не вырвалось у Ильки. Но

он удержался.

— Еще у Генки есть рюкзак, — припомнил он. — Генка с ним в лагерь собирался. Или в тайгу куда-то…

— Хоть куда уеду, — с мрачной решимостью продолжал Яшка. — Хоть в Антарктиду.

— Лучше в Африку, — сказал Илька.— Там сейчас капиталистов повыгоняли. И тепло, даже пальто с собой брать никакое не надо. Можно даже зимой в одних трусиках бегать.

— Больно мне надо бегать зимой в трусиках!

— Это же в Африке, — сказал Илька.

Яшка снова начал раскачиваться.

— Заберусь в вагон… Приеду в Одессу… Там Генкин дядя. Потом заберусь в пароход, в трюм, и ту-ту… Все равно из дому выгнали.

— Насовсем?! — ахнул Илька.

— Мать говорит: «Чтоб носа больше домой не казал!.. Раз за керосином не сходил, жрать не дам и на порог не пущу!»

— Пойдем попросим у мамы рюкзак, — предложил Илька и с грустью взглянул на несчастного Воробья.

— Ха!.. Даст она рюкзак!

— Ну… — замялся Илька, — можно не говорить, что в Африку… Пойдем?

Но хитрый Яшка не пошел. Он знал, что керосиновая лавка в шесть часов закроется и тащиться туда с тяжелым бидоном ему не придется, а мать все равно скоро выйдет на крыльцо и будет кричать на всю улицу: «Яшка! Ты придешь домой, окаянная душа, голодранец гороховый? Сколько раз мне суп подогревать!»

Тогда Яшка посидит еще две минуты за сараем, а потом с обиженным видом поплетется к дому. А мать скажет: «Вот, гляньте, люди добрые! Прошландал где-то целый день, да на меня же еще сычом смотрит! Вот погоди, придет отец…» И это будет означать, что гроза прошла.

Посмотрел Илька на Воробья и понял: ни в какую Африку он не поедет.

— Скучно, — тихо сказал Илька. Зацепил и отодрал широкую полосу дранки от старой фанеры. Этой фанерой раньше прикрывали катапульту, а теперь она валялась без дела.

— Сидит тут и портит хорошую вещь! — проворчал Яшка.

— Я порчу? — обиделся Илька. — Я не порчу. Я дранку для змея оторвал. Я сегодня буду змея делать. А фанеру эту нашел я.

— Фига у тебя выйдет, а не змей, — сказал Яшка.

— Выйдет, — ответил Илька, прищурился и согнул дранку, будто пробовал гибкость клинка перед боем. — Я постараюсь.

— Ха!.. — уныло сказал Яшка.

— Ха? — спросил Илька. — Ну ладно…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ильке не везло с самого утра. Едва он открыл глаза, как мама спросила:

— Ты не видел черные нитки? Я недавно купила катушку десятый номер.

Илька не хотел врать.