Тень Казановы

На другой день Дэвид попросил ее спуститься в холл, чтоб контракт обсудить. Ирочка вышла из комнаты, пошла вниз по широкой лестнице. В душе ее боролись разные чувства, и она даже просила мысленно Матерь Божью поддержать ее, помочь сделать правильный шаг.

Дэвид встретил ее, провел в кабинет. Там подал бумаги. Ирочка бумаги взяла, но читать не стала, а вместо этого сказала, глядя в глаза малышу Дэвиду:

— Прости меня, Дэвид, но свадьбы не будет.

Повисла пауза. Дэвид хоть и властный да жесткий, а в глазах растерянность мелькнула.

— Почему, Ирэн?

— Я сожалею, Дэвид, но ты не прошел тест.

— Какой тест, Ирэн?

— На искренность.

ХРАНИ ТЕБЯ ГОСПОДЬ!

Сердце! Господи, как болит сердце! Умирать, видно, время пришло. Но умру счастливой. Я люблю… Влюбленная старуха… Кто бы мог подумать, что такое случится со мной? Семидесятилетняя женщина влюбилась, как гимназистка! Влюбилась!

От взгляда зеленых глаз с чертями в моем старом, изношенном сердце произошел взрыв. Любви все возрасты покорны… Гёте в девяносто лет полюбил молодую девицу. Почтенный Петрарка — юную Лауру… Да мало ли! Алла Борисовна, наконец. Вон что вытворяет, правда, помоложе меня гораздо! Любовь! А куда денешься?

Вот и меня постигло чудо! Спасибо тебе, Господи! Помереть ведь уже могла и ничего такого не изведать. А тут — жизнь другой стороной развернулась. Яркой, как плакат. И на плакате — большими огненными буквами: СЕРЕЖА! Каждое утро — как солнце взошло.

Думать о нем — мало. Говорить, говорить, говорить! Со всеми подряд. Слушать про него. Впитывать каждую мелочь… Да стыдно. Нельзя так. Удивятся, засмеют. Будут полоскать: Валенрад (уже смешно, но это моя фамилия) Евгения Августовна (еще смешнее), тихая незаметная 6абуська, влюбилась в молодого преуспевающего бизнесмена, гуляку и шалопая — Сергея Безуглова. Как могла? Интеллигентная женщина, библиотекой раньше заведовала, стихи в серышевском журнале два раза публиковала. А туда же!

Так что держусь. Сама с собой только и разговариваю. Без устали. Как скупой рыцарь — монетку к монетке, так и я — каждый взгляд его, любое слово, жест в памяти складываю, берегу, любуюсь, храню.

Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!

Пушкин будто с души моей писал! А сама я вдруг трехстишия сочинять начала, как японцы.

Летний вечер томит меня тайной,
И трепещет душа в ожиданье открытья.
Пойму ли?

Или вот еще:

Силюсь в линиях ладони
Прочитать свою судьбу. Но которая из них
Обещает мне любовь?

Смешно? Конечно смешно. А больно как! А как сладко! Столько сердец живут в ожидании такого чувства! А ко мне пришло! Правда, как трамвай, не по расписанию.

А тут еще сердечный приступ на службе со мной случился. Дома лежу. Тоскливо. Не оттого, что врачи предынфарктное состояние ставят, а оттого, что Сережу вторую неделю не вижу. Хотя приступ этот моим же союзником оказался. Ненаглядный мой Сергей Викторович как раз тогда ключи от офиса своего сдавал. Зашел ко мне в вахтерскую. Специально зашел. Чтоб благодарность выразить за подарок мой. Я сюрприз ему в тот день преподнесла, к празднику Седьмого ноября. Корзинку с цветами вывязала! Своими руками. Красиво вышло.

Еще в Серышеве, в нашей библиотеке я кружок вела. Макраме и вязание крючком. Мы с девочками там такие вещи вязали! Платочки, кашпо, скатерти. Салфетки узорные сильно потом крахмалили, на формочки надевали и высушивали. Потом формочку убирали, как подсохнет, — вазочка кружевная или розеточка готова!

Я долго до этого думала, чем бы Сергея Викторовича удивить. И решила вывязать ему корзиночку и в нее цветы вязаные же вставить. Месяц трудиться пришлось. Всю свою душу вложила. В удовольствие было. Тамарин шарфик зеленый распустила — на листочки пошел. Тамара сначала ругалась, говорила, что к шарфику привыкла, десятый год носит. Потом успокоилась. Увидела, что и вправду красота получается.

Колокольчики я белыми связала, а розы — разного цвета: одну белую, две — красные. Две — желтые. Ну а листочки, понятно, зеленые. На саму корзиночку серое мулине пошло — спасибо, нитки эти из Серышева с собой привезла. Добро всякое в доме пооставляла, а мулине взяла. Как сердцем чувствовала — сгодится!

Как раз к Седьмому ноября и успела. В открытке пожелание ему написала, Маяковского немного перефразировала: «Светить всегда, светить везде! До дней последних донца! Светить — и никаких гвоздей! Вот лозунг твой и солнца!» В корзинку вложила. Вечером перед праздником вместе с уборщицей Надей в его кабинет вошла и на стол поставила.