Тень Казановы

Алла позвонила к вечеру, мы с ней часа два случившееся со всех сторон обсуждали. Она о Сергее и об их общем сыне Грише переживает. А мне так надо, чтобы о Сереже тоже кто-то душой болел, в одиночку я извелась вся. На этом мы с ней и сдружились. Может, кому и смешным покажется, что две жены — бывшая и будущая (надеюсь) — об одном муже пекутся. Но уж что сложилось!

В то утро я спала до семи. За ночь никаких звонков. Похоже, моим невидимым преследователям самим надоело играть.

Хорошо, что я Васю с Юлькой в санаторий отправила. Далековато, конечно, в Спасск. Зато лето там сухое, настоящее, не то что во Владивостоке — сырость да туман. Как они там? Скучают по мне, конечно. И мы с кошкой Нюсей тоже скучаем. Нюся все понимает. Когда дети уехали, она ходила по квартире, на меня голову вскидывала, мявкала: дескать, где наши-то? Но сейчас и не надо, чтоб они здесь были, их бы эти звонки пугали.

Сон какой-то дурацкий приснился. Будто Юлька еще совсем маленькая, лет трех.

Мы идем с ней по улице мимо большого магазина, она вдруг ручонку вырывает и шмыг в него. Я захожу за ней следом, а в магазине огромная очередь за водкой. И мой ребенок впереди всех, уже от продавца бутылку принимает. Я продавщице говорю: «Вы что ж это, и детям водку продаете?» А она мне с достоинством так отвечает: «А этот ребенок у нас регулярно отоваривается». Я дочку — за руку и волоком из магазина. Домой притащила, ругаю: «Не смей никогда водку покупать! Поняла?» А она глазенки на меня таращит, головкой кудрявой кивает. Потом в сумочку детскую лезет и со вздохом достает бутылку вина.

Сон яркий, со смыслом. Девочка — к удивлению, вино — виновата буду. Похоже, неприятности грядут.

Я быстро собралась на работу. Сегодня много дел — надо бы пораньше прийти. Открыла дверь, шагнула за порог. И тут кто-то резко втолкнул меня назад в квартиру. Я попыталась закричать, а из горла — только сип.

— Не ори, поговорим только!

Передо мной стояли два молодых человека. В одном я узнала бывшего Аллиного спутника, Диму кажется. Это с ним она ко мне приезжала. А второй мне знаком не был. Физиономия как яйцо, без выдающихся частей. И глаза, как у гриппозного, мокрые, блестящие.

Дима меня за локоть взял, в комнату увлек. Там затянул знакомую песню: где Безуглов, он нам должен. Потом стал убеждать, что коль нет Безуглова, то по его долгам мифическим я платить буду.

Эта чушь мне надоела очень быстро. Что более всего в этой ситуации досадно — приходится обмениваться фразами, отвечать на вопросы таких существ, которых не воспринимаешь себе равными. Я физически ощущаю, как каждая моя клеточка пропитана брезгливостью к ним, как из глаз струится презрение. Губы с трудом размыкаются, чтоб слово им сказать.

И они, как ни странно, это поняли. И обиделись. И озлобились.

Дима желваками заходил, голос повысил. Потом с кресла встал, ко мне вплотную подошел. Видно, психологическая атака еще не закончилась.

— Так вы озаботьтесь услышанным, Виктория Андреевна, проникнитесь серьезностью момента!

— От меня чего надо-то? Никак не припомню, чтобы я у вас в долг брала.

— Это как посмотреть. Муж ваш нас кинул.

— Ну, начнем с того, что он мне не муж. Но это не важно. Если бы он вас действительно кинул, то я бы им только гордилась. Однако вы сами знаете, что несете полную чушь. Попробуйте, Дима, не баб гонять, а хоть немного мозгами пошевелить, или на работу куда-нибудь еще можно пристроиться. Может, тогда и сложится ваша жизнь.

Диму просто перекосило, он завизжал мне в ответ какие-то оскорбления. Да, психушка о нем не просто плачет — рыдает в голос. Однако храбрилась я напрасно.

В это время яйцелицый, прежде молчавший, по комнате прошелся, как бы разминаясь. Походочка пружинистая, как у дикого зверя. К дивану, где Нюся лежала, подошел, погладил ее. Она вдруг уши прижала, зашипела. Никогда я в ней такой агрессивности не замечала. И тут он взял ее за шкирку, потом перехватил за задние лапы и вдруг с размаху ударил головой о косяк. Я в первую секунду даже не поверила, что такое может быть. Дикий сон! Задохнулась, вытаращив на него глаза. А он спокойно смотрел на свои серые тренировочные штаны, на которые Нюсина кровь брызнула, и продолжал держать за лапы безжизненное тельце. Потом швырнул его на пол, руку о степу вытер и в прихожую пошел. Все так же, молча.

А Дима кривенько так ухмыльнулся, но побледнел здорово — похоже, сам не ожидал такого жеста от компаньона, потом посмотрел мне в глаза и сказал, картавя сильнее прежнего:

— Ну, поехали мы дальше, еще увидимся. А вы, Виктория Андреевна, деткам своим, что в «Юном тимуровце» отдыхают, скажите, что кошечка споткнулась и головку о косячок расшибла. Успокойте. Дескать, бывает такое. И с кошечками, и с дяденьками. И с детками.

Они ушли, а я сползла по стене на пол. Звуки все пропали, сердце стало свинцовым. Через какое-то время оклемалась, поднялась. Взяла Нюсю. Смотреть на нее не могла. Маленький, безобидный зверек, доверчивый и ласковый!

Положила в коробку из-под обуви — в лес отвезу. Тряпкой кровь с косяка и с ковра долго терла. Соображала с трудом.