Тень Хиросимы

К чему он клонит? Мир таков, каков он есть, и его не переделаешь. Он сам про это только что говорил. А белые точно начнут вставлять палки в колёса. Да-а, Союз развалился наподобие карточного домика, а казался таким незыблемым, великим… Великим, великим, – Эф-Кэй несколько раз повторил про себя это слово, будто разглядывая с разных сторон вспыхивающие на свету грани. – Великий, хм.

Сладковато-едкий вкус приятно щекотал нёбо. Да, вот оно, – Эф-Кэй слегка шлёпнул себя кончиками пальцев по лбу, – вот оно. То чувство необычного парения над пропастью. Чувство свободы и независимости от её сладких чар длилось всего лишь мгновение. Тебя подкинули. Ты закричал: вижу! И тут же упал на руки. Тебя подкидывали ещё и ещё, что-то восторженно крича, а тебя уже укачивало и дурманило. И когда, наконец, ноги коснулись земли, она качнулась и поплыла. Ощущение шаткости и непостоянства – островок почвы посреди бездонной трясины, удерживающий тебя переплетением неглубоких корней.

Перед глазами плыли лица. Лица тех, кто подкидывал его и лица тех, кто протолкался поближе в стремлении приобщиться и стать частью событий, прикоснуться к истории, творимой прямо сейчас. Эф-Кэй силился вспомнить те лица. Знакомые черты ускользали от него ночным сном, улетучивающимся сразу после пробуждения, но оставляющим после себя ощущение чего-то, что было. И это ощущение накладывает отпечаток на весь последующий день. Ощущение горечи или, наоборот, сладости. Ощущение необыкновенного волшебства, и преследующий неприятный и отталкивающий привкус кошмара.

Он помнил не лица. Он помнил ощущение события. После приёма запоминается вкус подаваемых напитков и блюд. И забываются слова официальных речей. «О, вино было великолепно!» – «А как назывался суп, приправленный сметаной?» – «Ах, дорогой, я не помню, у них такие странные названия. Я съела с превеликим удовольствием».

Какая-то мысль постоянно ускользала от него. Причём здесь сметана, суп? Эф-Кэй вспомнил посещение Красного Союза Городов.

Приём был на высшем уровне. Играли гимны. Слова о вечной дружбе и взаимовыручке. Ужин в парадной гостиной. Роскошь старинных дворцов. Охота, да-а, великолепная встреча, – Эф-Кэй расплылся в улыбке, – костёр на закате и беседы при закрытых дверях в присутствие доверенных лиц. И договоры, соглашения, меморандумы. О чём? О скрытом присутствии красного в белом. О фиолетовых тенденциях в красном обществе. О противоестественном союзе бело-синих. И снова о набирающем мощь белом. Они сшивали мир цветными нитками с одной стороны, а с другой его перекраивали на свой лад с учётом собственного вкуса и предпочтений.

Эф-Кэй поднялся и прошёлся вдоль ограждения балкона. С моря потянуло свежим ветерком. Тень давно уже замолчал и молча наблюдал за Гонаци. Он понимал, что не следует мешать ходу невидимой мысли, цепляющейся за утёсы в бездне стихий.

Что же произошло? Я так люблю мои Красные Берега. Моя страсть к ним, к моему народу похожа на могучий шторм – стихия.

– Что же произошло, – мысль, поплутав по лабиринтам, вырвалась наружу, обретая новое звучание. Не гулкое эхо замкнутого пространства, а лазурную вольность. Она удивлённо прислушалась, стараясь расслышать сама себя.

– Ты спрашиваешь меня?

Борода посмотрел на мудрого товарища и верного друга, шагнувшего вместе с ним в обжигающее пламя горящих домов, тонувшего в болотах западного побережья и стоявшего рядом, когда над головой звенела певучая медь. В груди потеплело. Он шагнул к бару.

– Давай по маленькой.

– Знаешь, Серый, у меня такое чувство, что мы где-то свернули на боковую дорожку и оставили выбранный однажды путь. – Продолжил Эф-Кэй после того, как наполнил хрустальные фужеры янтарно-золотистой жидкостью. – Мы начали строить дом, забывая о том, кто будет в нём жить. Мы увлеклись балясинами и коньками, оградами и коваными воротами. Перебивая друг друга, подбирали колер для фасада. Нам было важнее сдать объект в срок. Мы были строителями и не были жильцами.

Борода покрутил бокал в руках, словно любуясь игрой света в жидком янтаре. И спросил:

– У тебя нет такого ощущения, Серый?

– Давно.

– Что давно?

– С тех пор, как я появился здесь, меня не покидает чувство чего-то забытого на давно пройденном перекрёстке. Точно так же, как и тебя. Но в отличие от тебя, это чувство у меня с самого появления в этой жизни. Всё правильно, Борода, мы любовались этим берегом, а облюбовали кусочек пляжа и территорию под застройку. Мы мечтали о светлом будущем, но тьма преследовала нас. – Тень сделал небольшой глоток из бокала и, почмокал губами, напоминая дегустатора вина. – И знаешь что, – он серьёзно посмотрел на Эф-Кэй, – мы не сворачивали, мы шли так изначально. Мы – невольные заложники своего положения, нам трудно отказаться от самих себя во имя эфемерного всеобщего счастья. Мы заложники времени. Мы здесь и сейчас. И это «сейчас» – наиважнейшее в иерархии ценностей.

Гонаци внимательно слушал. Его карие глаза смотрели грустно сквозь густые облака дыма.

– Неужели ты прав? Мы потоптались, покричали, постреляли и заученно-дрессированно пошли дальше.