Тень креста

— Король Олав и слышать не хочет ни о каком заговоре, а об измене тем более. Он верит королеве, не смотря ни на что, отвергая все мои доводы… Кто вздумает напасть на короля со всем его войском, да ещё и в его столице? Так он мне отвечает… Олав Трюггвасон просто пьянеет от мысли о венчании, которое упрочит и его власть, и власть Господа в Норвегии. Король слишком этого хочет, потому и закрывает глаза на многое. Вся надежда на нас — будущее короны лишь в наших руках.

— Того, что должно свершиться, никак не миновать, — добавил к словам монаха воин. — Но предупреждённый и готовый к неожиданностям, загодя вооружён. А вооружённого взять не так просто.

— Предупреждён значит вооружён, — повторил слова воина монах. — И Господь нам в помощь.

Произнеся эту фразу, мнимый монах отодвинул от себя пустую глиняную кружку и положил обе руки на стол, что означало конец разговора и окончание встречи. Троица вышла за двери трапезной, не оборачиваясь и следуя друг за другом. А под покровом ночи, когда рядом уже никого не было, мужчины обернулись лицом к лицу и попрощались.

— До завтра, Огге сын гауларского ярла Свана, и ты, градоначальник нидаросский Гамли Лейвссон, — обратился к простому мореходу и воину в чёрном плаще монах-миссионер, в отблеске лунного света сверкнув серебряным браслетом.

А те ответили в один голос:

— До завтра, Атли сын Сигурда, королевский хольд! Да хранит тебя Господь!

* * *

Снова за этим окном густо чернели сумерки. А в самом помещении угадывалась скрытая жизнь. В этот раз шесть восковых свечей освещали его убранство: резной стол и резные двери, гобелены и богатые занавеси, отделанные блестящим железом, сундуки с утварью, массивное хозяйское ложе, усланное меховыми одеялами. Но к уже имеющимся удобствам добавилась длинная жаровня с дышащими жаром углями. Во всём дворце теперь стало холодно и промозгло, а по залам гуляли сквозняки.

Больше не было людских теней, черными кошками сновавших в одной тёмной комнате. Все четверо пребывали на виду, не пряча лиц и чувств. Каждый присутствующий привнёс свой запах, который теперь имел и конкретного хозяина. От королевы Тиры также пахло лавандой, от мастера-кузнеца Хаки Оспаксона — дымом кузни, гарью и горячим железом, от хозяина постоялого двора Орма Ульфссона — кухней, конюшней и пивом, от Тореборга Стейнссона — неизменной селёдкой. Только терпкого запаха полыни и кожи доспехов больше не было.

А руки собеседников теперь обрели свободу: Тореборг Стейнссон, спрятал увечную левую кисть под правую мышку, королева Тира наоборот — унизанные кольцами пальцы держала на самом виду. Только кузнец и хозяин постоялого двора не знали куда пристроить свои натруженные руки. Кисти рук со следами железной окалины, множественными мелкими ожогами и рубцами Хаки Оспаксон постоянно пытался спрятать под столешницей, а Орм Ульфссон, стыдящийся вида пальцев, разбухших от постоянной работы с горячей водой и паром, на ногтях которых виднелся постоянный налёт копоти очага — то и дело пристраивал их за спину.

Лица простолюдинов пребывали в волнении, Стейнссон с головой окунулся в задумчивость, лишь королева Тира неистовствовала, больше не в силах скрывать раздражительности и крайнего неудовольствия.

— Нет моего Квига, и вы уже в растерянности, не зная, что дальше делать и как поступить сейчас! — голос Тиры прозвучал осуждающе, не предполагая никаких оправданий или сомнений со стороны. — Мне надоело влачить жалкое существование в этой нищей стране, каждый день видеть нищего мужа и его оборванцев вокруг себя. Я — королева, а не сельская молочница. Мой удел повелевать и жить достойно сестре главного государя всей Скандии и Англии в придачу. Но лишь холод, нищету и безвластие я нашла в вашей Норвегии… Жена моего брата Свена — шведка Сигрид почитается по-королевски, потому и зовётся Гордой. И она одна принесла Свену целое королевство, которое не чета вашему, похожему на захудалый постоялый двор… Женщины Норвегии должны быть терпеливыми и покорными? Ну, уж нет! У меня, урождённой датчанки, его, этого терпения, совсем не осталось, а покорности никогда и не было — я ей не обучена. Львам негоже прясть. Негоже! Нигде и никогда. Потому как рождены они не для прялки.

Выговорившись, королева Тира замолчала, но глаза её продолжали метать молнии злобы и ненависти. Губы затряслись от возбуждения, и она отвернулась от присутствующих, чтобы скрыть обезображенное яростью лицо.

Только один человек мог и имел право сейчас говорить, и Тореборг — посланец короля Дании и его главный помощник в тайных делах взял слово:

— Моя королева… Но Квиг не был ни датчанином, ни норвежцем, он — преступник и убица, нидаросский волк-оборотень… Своей близостью он унизил тебя и сделал врагом в глазах короля Олава. Квиг был всего лишь неуправляемым злом…