Тень мачехи (СИ)

«Она просила помочь с разводом, — вспомнил Залесский. — Позвоню Кузьме, пусть этим делом займется, не моя это область права». Он почувствовал, как кровь прилила к щекам. Но мысли уже было не остановить. «Ну, что я себе-то вру! Развод не такая уж трудность. Я сам бы справился — ради Тани… М-да, а словом этим она меня прибила, как таракана. Мне ведь казалось, что такие, как она, в лебедином браке живут. Хотя кто знает, что у нее в семье… Может, муж там павлин, а вовсе не лебедь. И ещё: я ведь всегда думал, что не по-мужски это — помогать женщине, когда есть своя корысть. А тут получится, что развел её, чтобы сам потом… Но просто — я таких не встречал. И, может, не встречу больше. Приглашу ее после куда-нибудь…».

А потом мелькнуло циничное: «Да еще и во время развода увижу, что она за человек. В таких ситуациях всё нутро наружу лезет».

— Юра, уж спать пора, а ты все возишься! — прокурорским тоном сказала Алла Петровна. Залесский, едва не подпрыгнув от неожиданности, обернулся. Экономка стояла с распущенными волосами, из-под фланелевого халата виднелся белый край ночнушки.

— Ну вот, наплёл сетей, как паук, — проворчала она, окидывая взглядом гараж.

Залесский расхохотался и посоветовал:

— Шла бы ты в кровать, Петровна! А то влипнешь — и как я тебя распутаю? Я ж не настоящий паук, быстро с этим делом не разберусь!

— Ты, Юра, бобыль, — зевая, напомнила экономка, — тебе бы с этим разобраться.

21

Из мусорного ведра воняло рыбными кишками. В давно не чищеной раковине навалом громоздились грязные кастрюли, тарелки и кружки. Куча посуды щетинилась ножами и вилками, осуждающе указывая железными перстами на замызганный кафель и давно не крашеный потолок. Марина со вздохом отвела взгляд, и, закатав рукава, задернула окно вылинявшей шторой. Ее нижний угол был обожжен — Пашка летом не уследил, включил газ при открытом окне, и штору ветром на плиту задуло. Кухонька-то два на два, всё рядом.

Марина вернулась к раковине, открыла горячую воду — но струйка была чуть теплой, как всегда в их бараке. Только минут через двадцать станет нужной температуры. А в управляйку звонить бесполезно, у Фирзиных там долг за два месяца. Впрочем, они еще молодцы, большинство соседей годами не платят.

Подумав, она выставила посуду на тумбочку — помоет позже, сначала нужно отогреть упаковку фарша, похожую на толстую колбасу. Марина бросила ее в большую алюминиевую миску и, сунув под воду, нагнулась к тумбочке под раковиной. Там стояло почти полное ведро картошки: Славка на днях приволок, типа за работу дали — но Марина сразу поняла, что из соседского сарая стырил. Да и ладно, не убудет с тех соседей, а ей с сыном всё подмога…

Набрав картошки в глубокую тарелку, Марина взяла короткий острый ножик и села за стол, чистить. Отросшая челка вздрагивала в такт ее резким движениям, лезла в глаза. Фирзина недовольно фыркала, сдувая её в сторону. Проворно состругивала кожуру, завитками падавшую в тарелку. Очищенные картофелины раздраженно бросала в кастрюлю.

— Извините, на фрукты у нас денег нет! — зло сказала она в пространство. — А сыновей всё равно кормим, растим! Вот пирожков с картошкой и мясом Павлику настряпаю, увидите, как быстро на поправку пойдет.

Покончив с картошкой, она вернулась к раковине. Упаковка с фаршем криво плавала в кастрюле, как полузатопленная подводная лодка. Пустив холодную воду, Марина залила ей картошку и поставила кастрюлю на плиту, рядом с чугунной сковородой. Зажгла огонь под обеими. Привычно бросила в пустую жестянку недогоревшую спичку — но та, недолетев, шлепнулась на край плиты и скрючилась, догорая, среди своих обожженных товарок. Их на пожелтевшей от огня эмали, среди застарелых пятен и засохших кусочков пищи, лежало уже штук тридцать. «Помыть бы здесь всё, только когда? — удрученно подумала Марина. — И пасту какую-нибудь купить надо, так не отскребу. А до аванса девятьсот рублей осталось. Да и аванса того… Больше половины уже продуктами выгребла. И Павлик так не вовремя заболел! Хоть лекарства ему бесплатно будут, но лучше бы он дома лежал, ездить в больницу — сорок рублей в день, если на автобусах. А еще вкусненькое надо привозить, чтобы поправлялся быстрее».

Она быстро посчитала в уме: девятьсот рублей на четыре дня — это двести двадцать пять в день, минус сорок за проезд — сто восемьдесят пять. Что на них купишь ребенку? Сама-то ладно, на картошке да макаронах, не впервой…

Глазам стало горячо, солоно, и Марина сжала зубы: чего реветь, раз жизнь такая, отревела уже своё… Шмыгнув носом, она открыла пожелтевшую дверцу урчащего «ЗИЛка», достала ополовиненную бутылку растительного масла. И, поколебавшись, протянула руку за двухлитровой пластиковой «бомбой» пива. В ней еще было на два пальца — видимо, Славка от широты души ей оставил.

Глотнула горьковатое, пахнущее перепрелым зерном, пиво прямо из горлышка. Вытерла рукой рот и снова сказала в пространство — громко, со злым ехидством:

— Не при ребенке пью, гражданка докторша! И в хлам не напиваюсь! Так что заявой вашей можете подтереться!