Тень мачехи (СИ)

— Грузчиков с высшим образованием заказывали? — деловито спросил Витька, шагнул в квартиру вслед за своим приятелем Назаром. Таня коротко поздоровалась и попросила:

— Вить, диван, кресла и стенку в большую комнату ставьте, пожалуйста. И дождитесь меня, мне к родителям надо. Простите!

— Тань, что случилось? С родителями что-то? Заболели?

— Потом! — крикнула Таня уже с лестницы. И выскочила из подъезда, едва не сбив с ног мужчину, несущего подмышкой аккумулятор от машины.

Позже она даже не могла вспомнить, как доехала в тот день до дома родителей. Взлетела по лестнице, позвонила в дверь — нетерпеливо, несколько раз подряд. Открыла мать — в темно-зеленом брючном костюме, накрашенная, с яшмовым кулоном на шее. Таня буквально вломилась в квартиру, и остановилась посреди прихожей, тяжело дыша.

— Ты чего носишься, как оглашенная? — недовольно спросила мать.

— Я поговорить хотела, — еле переведя дух, сказала Таня. — Можно?

— Ну, если ты одна, без толпы детдомовцев… — съязвила Елена Степановна, удаляясь в гостиную. Таня быстро скинула сапоги и прошла следом.

Мать уже сидела в кресле, перелистывая толстый глянцевый каталог одежды. Таня присела напротив.

— Мама, скажи, кто такая Пандора?

Вздрогнув, Елена Степановна подняла на Таню испуганный взгляд, но быстро справилась с собой. Ее лицо будто маской закрыло выражение равнодушия и скуки:

— Какая Пандора? — спросила она.

— О которой ты писала в своем дневнике, — не отступала Татьяна. — Я нашла его в бабушкиной квартире.

Мать скривилась и сказала с презрением:

— Это, как минимум, неприлично — читать чужие дневники.

— Прости, я случайно, — Таня раздраженно мотнула головой. — Скажи, кто это? Она твоя подруга, тоже жила в Ляпуново?

Мать бросила на нее странный взгляд — будто чувствуя облегчение.

— Ну да, была такая, — сухо ответила она и снова уткнулась в журнал.

— А почему Пандора? Это прозвище какое-то? — допытывалась Таня.

— Это я ее так называла, — нехотя сказала мать. — А что, красивое имя, ей оно шло. Но потом мы перестали… ммм… видеться.

— Почему? Мама, это важно.

— Не так уж важно, как тебе кажется, — отрезала мать. — Мы переехали сюда, она осталась в поселке. Считай, что судьба раскидала.

— Это как-то связано со мной?

— Почему ты всегда считаешь себя пупом Земли? — закричала мать. Раздраженно захлопнула журнал, с силой швырнула его на стол, но он скользнул и упал на пол с глухим шлепком, будто огромная жаба. — Не может быть всё в этой жизни связано с тобой, вертеться только вокруг тебя! Есть другие люди, у них свои жизни, и в этих жизнях могут происходить события, которые никак не связаны с твоим существованием. Даже в моей жизни было много таких событий. И в жизни твоего отца. Так бывает, пора бы тебе это принять!

Таня отпрянула от неожиданности:

— Мам, почему ты так разозлилась? — растеряно спросила она.

— Потому что не люблю вести идиотские разговоры.

Это прозвучало, как отговорка. Повисла тишина — Елена Степановна смотрела в темный экран телевизора, явно давала понять, что разговор окончен.

— А эта женщина со мной… занималась, играла? — снова попыталась Таня. И осторожно добавила. — Мне кажется, я ее помню.

— Нет, она не могла с тобой играть, — это прозвучало так, будто матери стало за что-то стыдно. Елена Степановна скривилась, будто от затаенных переживаний. Помолчав, добавила: — И вообще — ты была совсем маленькой, когда мы уехали. Ты не можешь ее помнить.

— Мама, пожалуйста, расскажи мне о ней! — взмолилась Татьяна.

— Нечего рассказывать! — отрезала мать. — Всё, надоело! Если ты только об этом хотела спросить, иди, мне некогда. Убираться надо!

Таня оглядела комнату: ни пылинки, все вещи на своих местах — впрочем, у матери всегда было так. Врёт она. Просто хочет ее выпроводить.

— А отец дома? — спросила Татьяна.

— Уехал к другу в Пермь, — сквозь зубы ответила мать. — Но если ты хочешь у него спросить про эту Пандору, пустой номер: он ничего нового тебе не скажет.

— У меня такое ощущение, что ты что-то скрываешь! — взорвалась Таня.

— Не ори! — подняла голову мать. — И скрывать тут нечего. Была у меня подруга… точнее, знакомая… точнее… ну, не важно! И все, нет ее!

— Умерла?

— Ну, можно и так сказать, — вздохнула мать. И спросила с подозрением: — А ты чего вообще к ней прицепилась?

Татьяна замерла. Рассказать ей?… Нет, мать и без того к ней вечно придирается, а если узнает о приступах, тут же запишет в сумасшедшие: безоговорочно и прочно. А Таня всё же надеялась, что когда-нибудь, каким-то чудом, они найдут с матерью общий язык. Пусть сейчас у них непростой период, но всё-таки… Когда-нибудь…

— Всё, иди, некогда мне, — Елена Степановна поднялась с кресла. — Давай я за тобой дверь закрою.

Татьяна молча вышла в прихожую, принялась обуваться. Мать стояла над ней, ждала. И вдруг спросила:

— Как здоровье у тебя?

— Нормально, — буркнула Таня.

— А с мужем что?

— Разводимся.

— Понятно, — пробормотала мать. И сказала — уже громче. — Рада, что у тебя все налаживается. И ты… Извини меня, за то, что не сдержалась тогда, в палате.