Тень мачехи (СИ)

— Незачем извиняться! — воспротивился Купченко. И плеснул ей вина. — Мы все за Пашку переживаем, как за сына полка. Так что предлагаю не киснуть, а выпить за него! Только не говорите мне, что я повод для выпивки ищу. Я старый алкоголик, могу и без повода!

Сдвинутые бокалы звякнули, сверкнули под светом люстры, и Таня почувствовала, что, несмотря на тревогу за мальчика, настроение у нее улучшилось. Слушая байки Купченко, она нетерпеливо поглядывала на часы. Когда подошло время, набросила шубу и выбежала из дома — встретить такси.

Желтая машина с шашечками подъехала минут через пять. Павлик выскочил первым и побежал к Тане — обниматься. Следом вышла Марина. Ее лицо было испуганным и виноватым, платок на голове был повязан криво, спортивные штаны кое-как заправлены в сапоги, куртка расстегнута — Фирзина явно собиралась в спешке. Она протянула Татьяне большой полупрозрачный пакет, в котором лежала наспех брошенная одежда. И черную сумку с ноутбуком.

— Возьмите, а то пропьет, — сказала она, опустив глаза. — Павлик потом плакать будет… Пусть лучше у вас. А школьное в рюкзаке. Вы уж, пожалуйста, отвезите Павлика на учебу, конец четверти, ему нагонять надо…

— Не волнуйтесь, Марина, — успокоила ее Таня. И, помявшись, спросила, — как же вы домой сейчас? Не боитесь с пьяным наедине остаться?

— А куда деваться? — тяжело вздохнула Фирзина. — У него ж квартира по соседству, даже если выгоню — достанет.

И добавила, будто претензию:

— Но он, знаете, злится-то не на меня, а на Павлика. Славку же из-за ребенка по ментовкам таскали! И адвокат этот ваш из-за него приходил пугать!

Таня услышала злость в ее голосе, и напомнила:

— Мы не могли не вмешаться!

— Да знаю я, — отмахнулась Марина. А потом сказала, поразмыслив: — Может, и стоило Славку приструнить… Раньше-то он меня сразу за волосы бы оттаскал. А сейчас второй день пьет, но не трогает. Вот только мне все равно за Павлика беспокойно.

И Татьяна вдруг осознала, что Фирзина абсолютно трезва. Значит, не стала выпивать вместе с сожителем? И ребенка привезла — как могла, защитила.

За одно это ее стоило уважать.

Попрощавшись с Мариной, она пошла к дому, ведя Павлика за руку. Он крутил головой, и спрашивал:

— Тётя Таня, вы тут живете? Это ваш сад? А кто еще здесь живет?

— Мы с тобой поживем здесь немножко, — улыбнулась Татьяна. — И ты очень вовремя приехал: у нас праздник, помолвка дяди Витя с тетей Тамарой.

— А помолвка — это как?

— Они теперь жених и невеста, — с улыбкой объяснила Татьяна.

— Вау! — закричал Павлик, взбегая на крыльцо. Помпон на его синей шапке радостно подпрыгнул. А Таня, открыв перед ним дверь, подумала: нужно всё-таки помочь им с жильем, даже несмотря на потребительское отношение Марины. Потому что за мальчика страшно: сегодня Фирзина успела увезти сына, уберечь его от опасности — а в следующий раз все может сложиться по-другому. Так и до трагедии недалеко.

«А если поселить их в ту квартиру, которая досталась мне в наследство от бабушки и дедушки? — вдруг подумала она. — Убрать оттуда хлам. Янку попросить: пусть сделает вид, будто она там хозяйка, поговорит с Мариной построже. И назначит оплату — чуть ниже рыночной. Тогда Фирзина перестанет ждать халявы от меня, а ребенок будет, наконец, в безопасности! А не согласится, заноет, что денег нет — предложить, чтобы мальчик жил в моем доме, пока она не заработает достаточно. Пусть остальные проблемы сама решает…»

6

Квартира, в которой когда-то жили бабушка и дедушка, была двухкомнатной, из старого фонда: с высокими потолками, с паркетным полом, потемневшим от времени, с просторной кухней и ванной комнатой, где над пожелтевшей эмалью ванны склонила голову широкая лейка душа, стоявшего на игриво изогнутой ноге. Здесь когда-то был Танин офис — еще в те времена, когда она только-только начала развивать свою аптечную сеть. И до сих пор ютились в маленькой комнате старые кресла, для экономии места вложенные в объятия друг друга, выцветший полосатый диван с деревянными подлокотниками, гэдээровская стенка с хрусталем, кровать и платяной шкаф. Зато в гостиной остался лишь высокий шкаф, где когда-то хранили канцелярию, обширный обеденный стол, залакированный «под вишню», да окружавшая его компания стульев. А на стене, противоположной окну, висели старые часы с боем — их нужно было заводить, поднимая гирю в форме еловой шишки. Первое, что Татьяна сделала сегодня — открыла их застекленное чрево, перевела стрелки, сверяясь с цифрами на экране смартфона: пятнадцать-пятнадцать, одно движение. А потом подняла гирю, сначала прислушиваясь к скрипу заспанной пружины, а потом к мерному стуку побежавших секунд.