Тень мачехи (СИ)

Татьяна слышала свои слова, будто со стороны — так трудно было в них поверить. Но внутри отозвалось, будто заслонка отодвинулась, впустив уверенность: правда, это была правда. Пройдя по телу волной, уверенность осталась где-то в душе, придала сил. И страх перед Пандорой будто выцветал, теряя власть.

Нестерова захлопнула тетрадь и встала.

— Давайте остановимся на этом, — сказала она. — Попробуйте подумать обо всем, что открыли для себя сегодня. И еще просьба: если что-то приснится, записывайте. Будем разбирать.

Татьяна кивнула, спуская ноги с кушетки. Голова была непривычно легкой, и в то же время переполненной мыслей — странное ощущение, но его хотелось сохранить. Взяв сумку, чтобы расплатиться, она взглянула на экран мобильника: там горело четыре пропущенных вызова, и все они были от Макса.

Татьяна вынула пятитысячную купюру, и пока Нестеренко отсчитывала сдачу, набрала номер мужа. Он ответил мгновенно:

— Танюш, ну мы в опеку идем сегодня, или нет? — нетерпеливо спросил он. — А то мне уезжать после обеда, вернусь только через две недели. Предложили путевку по халявной цене, упускать не хочется.

— Идем, конечно! — обрадовалась она. — Спасибо, что предупредил. Неохота терять столько времени.

— Тогда забери меня от офиса, я машину ремонтникам загнал.

…Здание пенсионного фонда, в котором располагались органы опеки, было вторым в цепочке одинаковых административных «кирпичей», выкрашенных в рыжий цвет, одноэтажных, вытянутых вдоль дороги. Его соседи — городской суд, полиция, комитет экологии — были столь же ободранными, с такими же решетками на окнах. Будто стоял на этой улице чиновьичий поезд, застрявший в тупике.

Татьяна поставила машину у подъезда опеки. Мартовская слякоть под ногами — грязная вода, пробивавшаяся, как сквозь вату, через разбухший снег — текла сотнями ручейков, впадая в огромную жирную лужу посреди стоянки. Демидова пошла в обход, старательно ища льдистые островки: ноги мочить не хотелось.

— Танюшка! — заорал за спиной Макс. Она обернулась и увидела, как он, подняв новенький планшет — всю дорогу хвастался, что купил его сегодня, и всё развлекался с этой игрушкой, как шестилетний — фотографирует ее.

— Максим, ну перестань, — досадливо отмахнулась она. — Зачем меня-то фоткать?

— Ну как — зачем? — он подошел ближе. — Ты решилась, пришла за ребенком — это же исторический момент! Я вообще буду сегодня фоткать это, потом тебе фотографии солью — вспомнишь ещё добрым словом Максима Вячеславовича Демидова.

— Пойдем уже, Максим Вячеславович! — она рассмеялась. Настроение по-прежнему было приподнятым: психоанализ всё-таки помог, внутреннее ощущение стало другим — словно надежда справиться с кошмаром переросла в уверенность. Всё ещё улыбаясь, Татьяна потянулась к мужу, беря его под руку — так меньше шансов поскользнуться в этой грязи. А Макс накрыл ее руку своей ладонью и заботливо, осторожно повел. Перестав смотреть под ноги, она подняла голову, подставляя лицо слабому, как ребенок, весеннему солнышку.

И увидела, что впереди, холодно глядя на нее, стоит Залесский.

9

От духоты, наполнявшей зал суда полумертвым, пропахшим чужим дыханием, воздухом, у адвоката разболелась голова. Заседание длилось почти три часа, потому что дело было запутанным: убийство, которое Залесский квалифицировал как непреднамеренное и добивался изменения статьи. Хотя прокурор и вереница свидетелей обвинения — гневных, ноющих, заискивающих с судьёй, но путающихся в показаниях, или гнущих одну лживую линию — пытались помешать этому. Обычное дело. Все выполняют свою работу: официальную — или ту, за которую что-то пообещали.

В итоге даже у судьи голова пошла кругом, и он объявил перерыв. Залесский вышел на улицу — хоть воздухом подышать, да перехватить что-нибудь в ближайшем кафе, ведь процесс наверняка продлится еще часа три — и побрел от здания суда, погрузив в карманы зябнущие руки. Он всё думал о своем подзащитном, насмерть придавившем задом «газели» родного брата: тот, вжатый в стену тремя тоннами стали, погиб моментально — сломанные ребра проткнули легкие и сердце. Вроде бы несчастный случай, но… Обвинение говорило другое: об оставленном братом наследстве, о жене подсудимого, которой требовалась дорогостоящая операция, о крупных долгах этой семьи… «Искать виноватых — не мое призвание, — думал Юрий, медленно продвигаясь по залитому талой жижей тротуару. — Конечно, я давно расстался с иллюзией, что в каждом человеке есть хорошее — некоторые прекрасно обходятся без оного. Но, всё же, я склонен оправдывать, а не обвинять. И если есть хоть малейший, призрачный шанс, что человек не виновен, моё право — докопаться до истины. Моё право».

Обернувшись на звук подъезжающего автомобиля — не обрызгал бы! — он вдруг узнал машину Тани. Сердце радостно ёкнуло: наконец-то! Ведь он не видел Татьяну уже пару недель — с тех пор, как выписали Пашку, не было предлога прийти в больницу. Залесский остановился, дожидаясь, пока она припаркуется и выйдет из авто.